Дорогами последних пятилеток: экономика должна быть экономной
Чураков Д. О.
Созданное при И.В. Сталине индустриальное общество трудно считать зрелым, но основные его элементы, которые предстояло доводить до ума, были на лицо. Цивилизационный рывок совершался Советским Союзом в неблагоприятных внешних условиях, в силу чего по ходу выполнения первых пятилетних планов предстояло решить задачу «догнать» «передовые страны», иначе бы нас просто «смяли», — как определял в 1931 г. проблему вождь. Тем самым, советская экономика двигалась вперд при помощи чрезвычайных усилий. Но время шло. Была выиграна Великая Отечественная война, победа над Японией позволила с триумфом завершить Вторую мировую в целом. В ходе IV пятилетки был создан необходимый задел для того, чтобы дальнейшее поступательное развитие стало необратимым, а мощная оборонная промышленность гарантировала достойный отпор любому агрессору. Смысла перенапрягать народное хозяйство СССР не оставалось. Появлялась возможность отказаться от подхлстывания экономики и чрезвычайщины… Именно это предлагал после смерти Сталина Г.М. Маленков, но он был оттрт от власти более изворотливым соперником. Дорывавшись до высших постов в партии и государстве, Хрущев в совершенно изменившихся исторических условиях опять выдвинет лозунг «догонять» и даже «перегонять»! Стоит ли удивляться тому, как при его правлении отечественную экономику самым удручающим образом лихорадило, а темпы е развития начали вдруг постепенно падать?
Хозяйственная реформа 1965 г.
Относительная стабилизация советской экономической системы совпала с осуществлением восьмого пятилетнего плана развития народного хозяйства (1966—1970). Подготовка проекта пятилетки сопровождалась большими проблемами. Работа над ним началась еще при Хрущеве, когда вся пропагандистская машина партии стремилась доказать правомерность сформулированного советским лидером обещания, что уже “нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме”. Ученые-экономисты и практики от производства бились над непосильной задачей рассчитать пятилетние задания в соответствии с этой популистской установкой. Нереальность выхода на рубежи, заданные XXII съездом КПСС — вот что послужило еще одной веской причиной, по которой окружение Хрущева было вынуждено поторопиться с его смещением. Лишь после того, как на октябрьском (1964 г.) Пленуме ЦК КПСС прежние завышенные директивы признали волюнтаристскими, появилась возможность продолжить подготовку планов восьмой пятилетки в более спокойном режиме.
Новые ориентиры развития советской экономики были намечены на XXIII съезде партии, состоявшемся в конце марта 1968 г.
Предполагалось, что за пять лет выпуск промышленной продукции удвоится, сельхозпродукция возрастет на четверть, производительность труда в промышленности — на 30—35%, прибыль — более чем в два раза. Позитивные перемены должны были непосредственно отразиться на жизни населения, реальные доходы которого в сравнении с 1965 г. должны были увеличиться в 1,5 раза. Первостепенное внимание уделялось развитию сельского хозяйства и производству потребительских товаров. Подъему местной инициативы служили планы развития территориально-производственных комплексов (ТПК): Западно-Сибирского, Ангаро-Енисейского, Тимано-Печерского, Южно-Якутского и др. Тем самым, брежневского руководство вновь в качестве важнейшей задачи ставит приращение богатства родины за счт неуклонного продвижения на Восток
Успех предстоящей пятилетки советское руководство связывало с комплексом проведенных после отставки Хрущева мероприятий. Развернувшиеся на тот момент преобразования, по определению некоторых зарубежных историков, носили характер своеобразной контрреформы, поскольку были направлены на преодоление наиболее одиозных последствий волюнтаристского правления попавшего в опалу прежнего лидера страны. Уже в ноябре 1964 г. Пленум ЦК КПСС восстановил единство партийных, государственных, а так же всех других органов, разделенных в 1962 г. на промышленные и сельские. Через год была упразднена система совнархозов, которая превратилась в источник местничества, и восстановлены отраслевые министерства. Предпринимались и другие шаги, направленные на нормализацию обстановки в экономике, на повышение управляемости ею.
Вместе с тем, отказ произошел только от тех новаций, которые уже успели в предшествующий период проявить свою неэффективность. Многие важные замыслы прежних лет еще не успевшие воплотиться на практике не утратили свою привлекательность для нового руководства. В силу этого в некоторых важных проявлениях новый курс брежневского руководства сохранял преемственность с реформаторскими замыслами предшествующего десятилетия. Прежде всего это касалось ключевых положений задуманной в последние годы правления Хрущева экономической реформы. В их основе явственно просматривался принцип т.н. конвергенции, т.е. взаимного проникновения и взаимного обогащения элементов социализма и капитализма (хотя официально любые суждения на этот счет решительно пресекались). Базовые, утвердившиеся исторически устои советской экономической системы, такие как всеобъемлющая государственная собственность, единое, централизованное планирование, строгий контроль сверху за основными показателями развития сомнению не подвергались, но теперь для придания им большей эффективности намечалось возродить, казалось, навсегда утраченный дух частной инициативы, допустить в советской экономике отдельные проявления товарно-денежных отношений, иначе говоря, рынка.
Возможность задействовать рыночные рычаги управления экономикой обсуждалась в советской экономической науке еще с конца 1950-х гг. Важной вехой на пути формирования идеологии реформ становится публикация в сентябре 1962 г. в центральном печатном органе коммунистической партии газете “Правда” статьи Е. Либермана “План, прибыль, премия”, в которой получили обоснование основные параметры предстоящей реформы. По мнению экономиста, предприятия следовало освободить от навязчивой опеки со стороны плановых органов, предоставить им широкое поле для принятия самостоятельных решений. Тем самым, он вплотную подходил к признанию необходимости таких рыночных атрибутов, как спрос, предложение, рентабельность. Предложения Либермана по оживлению товарно-денежных отношений поддержали известные в то время экономисты Л. Канторович, В. Немчинов, В. Новожилов. Подготовка изменений в экономическом механизме страны велась с ведома и при содействии Хрущева, поэтому некоторые историки полагают, что его смещение обернулось отказом от многих важных предложений, звучавших в ходе обсуждения. Другие авторы, наоборот, указывают, что после отставки Хрущева реализация реформаторских замыслов ускорилась.
В первую очередь хозяйственные нововведения затронули сельское хозяйство, пребывавшее в особенно плачевном состоянии после постоянных встрясок предшествующего десятилетия. Важность намечаемых шагов подчеркивалась уже тем, что с инициативой их осуществления выступил непосредственно руководитель партии Брежнев. В марте 1965 г. на пленуме ЦК КПСС он призвал в максимально сжатые сроки устранить негативные последствия ошибок прежних лет. Борьба с личными приусадебными участками, повсеместные обязательные посевы кукурузы, уничтожение домашнего скота, — все это уходило в прошлое. С колхозов и совхозов списывались неподъемные для них долги перед государством, понижались непомерно вздутые в прошлом ставки подоходного налога на крестьян. Брежнев предложил проведение более прагматического курса по отношению к деревне, результатом которого должно было стать увеличение производства сельхозпродукции и повышение уровня жизни колхозников и работников совхозов.
Реформирование сельского хозяйства осуществлялось на основе сочетания общественных и личных интересов, усиления материальной заинтересованности крестьян в результат их труда. Закупочные цены на рожь, пшеницу и другие культуры повышались в 1,5—2 раза, предусматривалось их дифференциация по различным зонам и районам страны. План государственных закупок существенно снижался, при этом государство гарантировало его стабильность на период всей пятилетки. Производство сверхплановой продукции поощрялась рублем: за сданное дополнительно зерно устанавливалась 50% надбавка (т.н. “полуторная цена”). Цены на технику и запчасти были установлены на более приемлемом для деревни уровне. Результаты не заставили себя ждать. Уже в 1965 г. колхозы и совхозы ощутили весомую выгоду, получив за сданную государству продукцию на 15% больше, чем в предшествующем году. Намечались перемены в планировании. Количество устанавливаемых для хозяйств показателей резко ограничивалось, в рамках спущенных сверху государственных заданий крестьяне уже сами могли определять для себя производственные планы.
Начатые в марте 1965 г. реформы сельского хозяйства были продолжены и в последующие годы восьмой пятилетки. На майском (1966 г.) Пленуме ЦК КПСС принимается решение существенно увеличить финансовые вливания в деревню. За счет бюджета страны развернулись широкомасштабные работы по орошению и осушению земель, по борьбе с водной и ветровой эррозией. Началось возведение Каховской оросительной системы, Краснодарского водохранилища и других важных ирригационных сооружений. С целью перехода на интенсивный путь развития аграрного сектора на октябрьском (1968 г.) Пленуме ЦК получили одобрение меры, направленные на увеличение поставок селу передовой техники и удобрений. По данным современных исследователей, к концу восьмой пятилетки на полях страны работали до 2 млн. тракторов, 623 тыс. зерноуборочных комбайнов, подавляющее большинство колхозов и совхозов пользовались электроэнергией от государственных энергетических сетей. Село получало все больше и больше специалистов, численность которых возросла на 400 тыс. человек. Росла квалификация сельского руководства: в этот период до 95,5% директоров совхозов и 80% председателей колхозов имели высшее или среднее образование.
Важной вехой реформы сельского хозяйства становится проходивший в Москве в ноябре 1969 г. III съезд колхозников СССР. Съезд наметил комплекс мер по укреплению хозяйственной самостоятельности колхозов, принял новый Примерный устав колхозов, вместо действовавшего устава 1935 г. Чтобы повысить материальную заинтересованность и поднять в прошлом очень низкий уровень жизни колхозников, существовавшая со времен коллективизации пресловутая системы оплаты труда по трудодням заменялась ежемесячной гарантированной оплатой по тарифным ставкам соответствующих категорий рабочих совхозов. Для этого из доходов колхоза формировался специальный денежный фонд (в случае нехватки средств у колхозов, государство предоставляло целевой кредит на выплату колхозникам заработной платы). Устанавливалось пенсионное обеспечение колхозников. Параллельно с внедрением новых условий хозяйствования, укреплялись демократические начала в деятельности коллективных крестьянских хозяйств. Так, в новом Уставе закреплялось право колхозников выбирать не только председателей и членов правления колхозов, но и бригадиров, а так же руководителей других подразделений. Съезд избрал Союзный Совет колхозов, которому поручалось обобщать и распространять передовой опыт отдельных хозяйств в масштабах всей страны. Аналогичные советы колхозов должны были появиться так же на уровне республик, краев, областей и районов.
Преобразования брежневского времени в аграрном секторе не всегда исправляли ошибки предшествующего десятилетия. Так, была продолжена практика преобразования колхозов в совхозы, в результате которой число коллективных хозяйств за пятилетку сократилось с 36,9 до 33,6 тыс., а число совхозов в 1970 г. достигло 15 тыс. Вместе с тем, в 1960-е гг. второе дыхание обрела идея сельскохозяйственных звеньев, наиболее полно отразившая рыночных дух преобразований. Задумывалось перейти от крупных бригад в 100 и более человек к небольшим мобильным звеньям. Эти звенья должны были отвечать за весь технологический цикл, причем заработная плата работников жестко увязывалась с количеством и качеством произведенной продукции. К примеру, в Краснодарском крае звено В. Первицкого, в котором было всего десять человек, за счет рациональной организации работ получило урожай в 2—3 раза выше, чем у трудившихся на аналогичных участках больших бригад. Вся советская печать широко освещала казахстанский эксперимент И. Худенко, в ходе которого новая система оплаты труда была внедрена в одном из целинных районов. Вся работа распределялась между небольшими звеньями, которые действовали на принципах хозрасчета. Звеньям предъявлялось лишь одно требование: произвести заданный объем продукции к определенному сроку. При этом зарплата зависела исключительно от результатов труда и размер ее практически не ограничивался. И хотя в конечном итоге эксперимент пришлось свернуть, производственные показатели отдельных бригад демонстрировали широкие возможности новых методов хозяйствования.
Конечно, удалось решить далеко не все проблемы советской деревни (во многих колхозах и совхозах не полностью использовалась техника, допускались потери урожая и т.д.). Тем не менее, в общем, результаты восьмой пятилетки в области сельского хозяйства были положительными. Уже в 1966 г. был собран небывалый в истории страны урожай зерна — 171,5 млн. тонн. Урожайность в среднем по стране составила 13,7 центнера с гектара. Государство смогло закупить 75 млн. тонн зерна. Среднегодовой объем продукции увеличился на 21%, в то время как за предыдущие пять лет — всего на 12%. Тем самым, темп роста сельскохозяйственного производства увеличился почти вдвое. Наиболее ощутимым был рост производства зерна: в среднем страна собирала в 1,3 раза зерна больше, чем в 1961—1965 гг. Росло так же производство хлопка-сырца, сахарной свеклы, подсолнечника, мяса, молока, яиц и других сельскохозяйственных продуктов.
По-настоящему масштабным новый экономический курс становится по мере распространения его основных принципов на промышленность. Первоначально, еще в августе 1964 г. предложенная Либерманом система в порядке эксперимента была внедрена на двух фабриках. В полном объеме реформа стартовала на сентябрьском (1965 г.) пленуме ЦК КПСС. На нем с докладом “Об улучшении управления промышленностью, совершенствовании планирования и усилении экономического стимулирования промышленных предприятий” выступил новый председатель правительства А. Косыгин.
Косыгин подробно обосновал необходимость решительных действий. Экономика СССР, по-прежнему сохраняя высокий потенциал, теряла темпы своего развития и прежнюю эффективность. Подтверждением этому служили невысокое качество многих видов отечественной продукции, распыление капиталовложений, отставание от основных конкурентов на международной арене в производительности труда. Смыслом предстоящих изменений, сугубо по-советски, провозглашалась потребность привести систему управления народным хозяйством в соответствие с уровнем развития производительных сил.
По докладу главы правительства пленум принял постановление, в котором предусматривалось несколько первоочередных мер по повышению самостоятельности предприятий. В соответствии с постановлением предполагалось расширить права отдельных предприятий, развивать прямые связи между потребителями и производителями на принципах взаимной материальной ответственности и заинтересованности. Было признано важным снизить излишнюю регламентацию их деятельности, для этого число устанавливаемых сверху плановых показателей снижалась с 30 в прошлые годы до 9. Теперь государством определялись такие показатели, как основная номенклатура продукции, платежи в бюджет и ассигнования из бюджета, фонд заработной платы, показатели по объему централизованных капиталовложений и некоторые другие. Прочие ориентиры своей деятельности предприятия определяли самостоятельно, без обязательного их утверждения в министерствах и ведомствах.
В отличие от прежних лет, когда предприятия были ориентированы на производство продукции, теперь главным показателем эффективности становится объемы ее реализации. Соответственно, прежние натуральные плановые показатели были заменены на стоимостные. Как и в странах с рыночной экономикой, основным критерием успешности предприятия становится рентабельность, а целью производства — получение прибыли. Из отчислений от полученной прибыли предприятиям разрешалось создавать фонды экономического стимулирования, которых было три: 1) фонд развития производства; 2) фонд материального поощрения; 3) фонд социально-культурного и бытового развития. За счет этих фондов можно было премировать работников в соответствии с их трудовыми показателями, расширять производство, строить жилье, больницы, санатории. Считалось, что переход к хозяйственному расчету позволит достичь большей заинтересованности производителей в результатах своего труда.
Законодательно основные положения реформы были закреплены в Положении о социалистическом государственном предприятии, принятом в октябре 1965 г. в развитие решений пленума ЦК. В нем закреплялись права производителей в области производственно-хозяйственной деятельности, строительства и капитального ремонта, материально-технического снабжения, финансов, труда и заработной платы, а так же круг обязанностей и степень ответственности в случае их нарушения.
Мероприятия советского руководства вызвали широкий резонанс во всем мире. Большинство комментаторов сходилось во мнении, что, в силу логики экономического развития, решения партии приведут к постепенному дрейфу СССР к капитализму. Зарубежные средства массовой информации надрывно кричали о “флирте коммунистов с прибылью”, пестрели заголовками: “Капитализм в России”, “Советский капитализм”, “Россия делает осторожные шаги к капитализму”. Переход к экономическим рычагам управления экономикой западные политики, социологи и журналисты характеризовали как “идеологическое банкротство”, говорилось, что спасаясь от “мрачной перспективы” развития советской экономики, СССР “вводит у себя капитализм без капиталистов”. Эти оценки проникли и в официальные документы. Так, в одном из аналитических материалов, подготовленном группой ученых для Конгресса США, отмечалось, что начатые реформы в перспективе изменят характер экономических отношений в СССР, приведут к ликвидации плановой экономики и победе рыночных отношений.
Хозяйственная реформа проводилась очень активно. В январе 1966 г. хозрасчет вводится на 43 предприятиях в 17 отраслях промышленности. В 1967 г. на принципах хозрасчета работало существенно больше — 7 тыс. предприятий. На них трудилось свыше 10 млн. человек и выпускалось до 40% всей промышленной продукции. В последний год пятилетки на новую систему были переведены уже 83% предприятий, выпускавших 93% суммарного объема промышленной продукции, а к исходу пятилетки переход на новые методы хозяйствования был завершен. В ходе осуществления преобразований шел процесс слияния мелких предприятий с крупными методом создания производственных объединений. Осуществлявшаяся в рамках этих объединений кооперация по переработке сырья и выпуску готовой продукции сразу же дала положительный экономический эффект. Одновременно с этим партией, комсомолом и профсоюзами велась большая работа по развитию массовой инициативы и творческого отношения к труду. Численность участников социалистического соревнования с 55,1 млн. в 1965 г. к 1970 увеличилась до 70,2 млн. Возрождается важное начинание первых лет советской власти — субботники. Разворачивается движение новаторов и рационализаторов производства.
Результаты восьмой пятилетки обнадеживали. Национальный доход возрос на 41%, производительность увеличилась на 37%. Производство промышленности возросло на 50%. В одном только завершающем году пятилетки было произведено промышленной продукции почти в два раза больше, чем за все довоенные пятилетки, вместе взятые. Опережающими темпами развивались машиностроение, радиоэлектроника, химическая, нефтехимическая и другие отрасли. Продукция станкостроения возросла почти на 65%. За годы пятилетки было сооружено 1900 крупных промышленных предприятий. В строй вступили Братская ГЭС и первая очередь в то время крупнейшей Красноярской ГЭС, было завершено создание Единой энергетической системы европейской части СССР — самой крупной энергосистемы в мире. Завершилось строительство первой очереди Волжского автомобильного завода в Тольятти. В Москве было закончено сооружение высочайшей в мире Останкинской телевизионной башни (533 м.). Много внимания уделялось отраслям, производящим предметы потребления. Выпуск легкой и пищевой промышленности в годы восьмой пятилетки увеличивался на 8,3% в год против 6,3% в предыдущем пятилетии, что позволило заметно сблизить темпы развития отраслей группы “А” и группы “Б”. В производстве товаров для населения возросла доля предметов длительного пользования.
В последние два десятилетия в публицистике и научной литературе возобладало мнение, что достижения в реализации восьмого пятилетнего плана вызваны проводившимися в те годы рыночными преобразованиями. Действительность, однако, не выглядит такой однозначной. Наибольшие успехи были достигнуты в первые годы пятилетки, когда массовый перевод промышленности на новую систему хозяйствования еще только разворачивался, причем в это время на хозрасчет переходили наиболее передовые, технически оснащенные предприятия, которые и прежде отличались высокими достижениями в работе. Тем самым на рост показателей влиял и такой фактор, как стабилизация советской системы после отказа от волюнтаристских метаний хрущевской семилетки, а так же вызванные этим позитивные ожидания населения. Помимо этого, некоторые авторы отмечают, что к составлению проекта восьмой пятилетки были привлечены профессиональные экономисты, которые стремились заложить в план наиболее оптимальные параметры экономического развития страны.
К концу восьмой пятилетки темпы развития промышленности вновь начинают снижаться. Считается, что причиной этого становится скрытое сопротивление командно-административной системы внедрению рыночных механизмов. И действительно, многие представители советского руководства усматривали в реформе угрозу политической стабильности. Часто консервативные настроения приписывают лично Брежневу. При этом высказывается точка зрения, что в выборе экономической стратегии сталкивались две концепции. Первая, косыгинская, предпочтение отдавала промышленности и ее неуклонному реформированию. Вторая, брежневская линия, якобы исходила из приоритета оборонных отраслей и сельского хозяйства, а, кроме того, с 1977 г. Брежнев, как и некоторые его предшественники, стоявшие во главе страны, особое внимание начинает уделять поступательному движению на Восток, в первую очередь освоению Сибири. А для этих приоритетов, как якобы полагали некоторые советские лидеры, необходимости в реформах не существовало, «надо просто лучше работать». Однако в научной литературе существует и другое мнение, согласно которому антиреформаторское большинство в Политбюро возглавлял Н. Подгорный, открыто заявлявший: «На кой черт нам эта реформа, мы и так двигаемся неплохо». Реставраторские настроения особенно укрепились в результате событий 1968 г. в Чехословакии. Ученые, пытавшиеся обосновать необходимость расширения в советской экономике зоны действия закона стоимости, стали подвергаться зажиму. Вводились лимиты на создание фондов экономического стимулирования. Под контроль вышестоящих организаций попал фонд развития производства. Росло число необходимых согласований в вышестоящих партийных и хозяйственных органах.
Однако все эти часто называемые в литературе обстоятельства не отменяют того факта, что деструктивные процессы начали нарастать параллельно с расширением реформы на все новые и новые хозяйствующие субъекты. Комплексный анализ советской экономики показывает невозможность проведения в тот момент каких-либо рыночных преобразований. Потеря темпа в предшествующее десятилетие не позволило СССР вовремя перейти от экстенсивного к интенсивному развитию. Индустриальная модель, сложившаяся в 1950—1960-е гг., характеризовалась жесткой зависимостью экономического роста от масштабов вовлечения первичных ресурсов, т.е. от объемов использования топлива и сырья. Это делало советскую экономику заведомо неконкурентноспособной на международной арене. Массированное насаждение экономических рычагов было так же затруднено отсутствием в стране соответствующих кадров, имеющих опыт работы в новых условиях. В силу этого, все сравнения «косыгинских реформ» с ленинским нэпом и даже сталинским неонэпом некорректны, поскольку в то время еще имелось немалая прослойка людей прежней формации — предпринимателей, специалистов, служащих — знавших законы рынка не из марксистских учебников политэкономии, а из собственного жизненного опыта. Об этом неоднократно шла речь и на практических конференциях, и на партийных мероприятиях. Так, на проходившем летом 1967 г. совещании в МГК КПСС одним из выступавших вопрос был поставлен ребром: “Куда уходят выпускники-экономисты из технических вузов и специализированных институтов? Спешили проводить реформу, а не подумали о том, кто ее будет проводить”.
Нельзя забывать и еще о некоторых обстоятельствах. Реформа, подготовка которой началась еще при Хрущеве, совершенно явно ориентировалась на существовавшую при нем систему совнархозов. Удаление этого важного элемента реформы решительно меняло всю ее концепцию, требовало дальнейшего научного анализа, который в пылу политической борьбы, проделан не был. Само по себе совмещение по времени административной перестройки (возвращения от совнархозов к министерствам) с хозяйственными преобразованиями вносило в советскую экономическую систему элемент хаоса и неопределенности, в чем-то не менее разрушительный, нежели метания хрущевской поры. Об этом, к примеру, свидетельствует записка московского горкома партии, направленная в марте 1966 г. в ЦК КПСС: «В последнее время в связи с переходом к отраслевому принципу управления промышленностью, — отмечалось в ней, — возвращением от СНХ к министерствам наблюдаются отдельные случаи снижения внимания хозяйственных организаций к развитию межотраслевых производств… В частности, созданное в свое время в г. Москве Управление межотраслевых предприятий ликвидировано, а хорошо налаженная система централизованного производства и снабжения промышленности города … нарушается». Руководители столицы не сгущали краски: на часто проводившихся в то время совещаниях в МГК КПСС представителям предприятий как правило ставился вопрос: «Чувствуются ли изменения в производстве против того, что было при совнархозах?» Ответы звучали неутешительно: «Да, чувствуются — в худшую сторону. Сейчас не всегда оперативно решаются вопросы». Сами министерства оказались отстранены от планирования реформ, чувствовали свою отчужденность, не несли ответственности за реализацию планов преобразований. Это вызывало у них протест, стремление подтвердить свою значимость, пусть даже и выхолостив реформу. Видимо, поэтапное и более продуманное реформирование могло дать более позитивные результаты.
Но существо проблемы было в ином. Переориентация экономики с производства конечного продукта на получение прибыли не могла дать долгосрочного положительного эффекта не только на внешнем, но и на внутреннем рынке. Прибыль можно было получить двумя путями. Во-первых, снижая производственные затраты. Во-вторых, поднимая цены. Первый путь в условиях рутинной организации труда и при наличии устаревшей техники для большинства предприятий был просто нереален. Для ускорения научно-технического перевооружения требовались большие капиталовложения, которые стали бы приносить прибыль только через несколько лет, что делало их невыгодными. В результате руководителям большинства предприятий оставалось одно — вдувать цены. Только в машиностроении за годы восьмой пятилетки они выросли на 30%. Очевидная опасность сложившегося хозяйственного механизма заключалась в том, что экономика становилась малочувствительной к требованиям продолжавшейся во всем мире НТР. Стадиальное отставание СССР в наукоемких технологиях, наметившееся в прошлые годы, по многим показателям обозначило тенденцию к усилению.
Тем самым, вопреки заведомо политизированной оценке, согласно которой причиной краха реформаторских замыслов в те годы становится отказ от развития товарно-денежных отношений, в действительности коренной порок осуществлявшихся в экономике начинаний сводился к тому, что рыночные методы (материальное стимулирование, самостоятельность предприятий) и плановое регулирование не удалось объединить в единую органичную систему. В результате, по мере реформирования экономики, эти два разнонаправленные начала не дополняли друг друга, а все больше расходились, противостояли и подрывали друг друга. Имелось еще одно пагубное противоречие. «Косыгинская реформа» сопровождалась появлением на свет принципиально нового для советской экономики типа предприятия, имеющего, по определению историков, обособленный от государства собственный корпоративный экономический интерес» в силу того, что труд его работников в новых условиях хозяйствования непосредственно с обществом в целом связан уже не был. Все четче в массовом сознании начинают противопоставляться два понятия: «мы» (коллектив данного предприятия) и «они» (правительство, министерство, плановые организации, другие предприятия). Поскольку порой речь шла о трудовых коллективах, которые насчитывали по несколько десятков тысяч человек, этот поворот означал начало серьезных подвижек в социальной структуре советского общества: в нем начинает складываться «армия могильщиков централизованного директивного планирования». Особенно наглядно отмеченные тенденции проявились в отраслях, связанных с добычей и экспортом сырья. За социальными, разворачивались опасные политические процессы, заключавшиеся в разрушении фундамента партии, которым традиционно «служили заводские парторганизации».
Проблемы развития советской экономики в 1970-е годы
Постепенно трудности в развитии советской экономики нарастали. В годы девятой пятилетки объем продукции промышленности возрос только на 43%, а сельского хозяйства — на 13%. В десятой тенденция падения роста производства продолжилась. Промышленная продукция в 1976—1980 гг. увеличилась на 24%, сельскохозяйственная — всего на 9%. Нерешенные вопросы продолжали препятствовать развитию экономики и в одиннадцатой, последней «догорбачевской» пятилетке. В ходе нее прирост промышленного производства составил 20%, при этом впервые в советской истории после начала индустриализации прирост производства предметов потребления стал устойчиво обгонять производство средств производства. Выпуск сельскохозяйственной продукции за это же время удалось увеличить только на 6%. Пока, по сравнению с США и другими западными странами СССР все еще продолжал развиваться опережающими темпами: если в 1960 г. национальный доход СССР составил 58% от уровня США, то в 1980 г. — уже 67%. И это притом, что СССР развивался с опорой исключительно на свои собственные ресурсы и помогал многим зарубежным странам, тогда как благополучие США зиждилось на неэквивалентном обмене с другими, прежде всего развивающимися государствами. И все же, если проводить сравнение с темпами довоенного развития самого СССР, в советской системе хозяйствования в 1970-е гг. налицо были опасные кризисные тенденции, успевшие проявиться даже на бытовом уровне.
Так, вызванный хозяйственной реформой 1965 г. рост оптовых цен очень быстро привел к росту цен розничных, что сразу же отразилось на кошельках потребителей. Из номенклатуры производимой продукции быстро исчезали дешевые товары, падало качество производимой для населения продукции. Кроме того, получив права самостоятельно распоряжаться полученной прибылью, предприятия утратили стимул вкладывать средства в развитие производства. Полученные дополнительные средства шли на непроизводственные расходы. Прямым следствием реформы становилось увеличение фондов потребления в ущерб фондам накопления, что выразилось, помимо всего прочего, в необоснованном росте заработной платы: уже в 1968 г. — центральном для реализации планов восьмой пятилетки и осуществления хозяйственной реформы — темпы роста заработной платы по всем промышленным отраслям стали обгонять темпы роста производительности труда. Новая практика серьезно расшатывала торгово-платежный баланс, усиливала дефицит. При этом в первую очередь улучшение материального снабжения и рост денежных выплат коснулись директоров, мастеров, инженерно-технических служащих. Современники событий справедливо возмущались — «рядовой рабочий от реформы почти ничего не получил»…
Какое-то время проблемы советской экономики не были слишком заметны благодаря росту мировых цен на нефть и газ. В эти годы в СССР идет бурное освоение новых месторождений природных ресурсов, прокладываются тысячи километров газо- и трубопроводов, складывается единый Топливно-энергетический комплекс (ТЭК). Пользуясь выгодной рыночной конъюнктурой, советское руководство постоянно наращивало продажу природных ресурсов за рубеж. Доля поставок нефти за рубеж в 1960-е гг. достигала 11%, а в начале 1980-х гг. — уже около 38% от всего экспорта. Торговля нефтью и другими невосполнимыми ресурсами давала колоссальные прибыли — за 1970-е и начало 1980-х гг. было получено около 180 млрд. инвалютных руб. Однако эти средства часто тратились впустую, шли на закупку ширпотреба и другие непроизводственные нужды, а не на развитие науки и передовых технологий. Такая политика помогала “подлатать дыры”, как-то стабилизировать внутриполитическую ситуацию, предотвратить возникновение острых социальных конфликтов, но сулила серьезные издержки в перспективе.
Еще одним очевидным следствием реформ становится развитие в СССР “теневой экономики”. Интересный анализ этого явления содержится в исследовании итальянского историка Дж. Боффа. Он отмечает, что, несмотря на стремление Сталина к огосударствлению всего и вся, в экономике всегда оставалось место для частной инициативы. Теневая экономика существовала и в годы НЭПа, и потом, в ходе “сталинских пятилеток”. Заметное оживление теневой экономики приходится на период войны с фашистской Германией. Но дело было, как подчеркивает итальянский историк, в масштабах. При Брежневе и Косыгине масштабы экономики, ушедшей “в тень” становятся сопоставимы с легальной. Дельцы теневой экономики, т.н. “цеховики”, налаживали производство и сбыт