Xreferat.com » Рефераты по культуре и искусству » Театральное искусство ХХ века: поиски путей к диалогу

Театральное искусство ХХ века: поиски путей к диалогу

а для того, чтобы их познать, надо самому испытать аналогичные переживания»49. Именно так, считал Станиславский, и происходит обогащение актерской эмоциональной памяти.

Творческое воображение необходимо актеру для того, чтобы художественный вымысел пьесы превращать в сценическую правду, убедительную для зрителя. Оно требует от актера интеллектуального развития, чтобы он мог наделить своего героя манерами, привычками, особенностями, присущими его социальной, семейной, профессиональной и пр. принадлежности. «Важно актеру обладать сильным и ярким воображением: оно необходимо ему в каждый момент его художественной работы и жизни на сцене, как при изучении, так и при воспроизведении роли»50.

Эмоциональная память и творческое воображение – обязательные условия сценического действия. А сценическое действие – это воплощение актером на сцене образа персонажа пьесы. «Действие, активность – вот на чем зиждется драматическое искусство, искусство актера <…> на сцене нужно действовать – внутренне и внешне. <…> На подмостках не надо действовать «вообще», ради самого действия. <…> Сценическое действие должно быть внутренне обосновано, логично, последовательно и возможно в действительности»51.

Сценическое внимание и общение актеров – это умение четко и активно взаимодействовать с партнерами на сцене во время спектакля, даже если роль совсем небольшая. То есть каждый актер, занятый в спектакле, вне зависимости от степени участия в нем должен адекватно своему образу реагировать на происходящие на сцене события и реплики других персонажей.

Играющий актер осуществляет действия, цель которых включает в себя цели изображаемого им на сцене лица, но не тождественна им. В этом и заключается своеобразие актерской игры. Оставаясь собой, актер должен стать другим. Не превратиться в другого, а перевоплотиться. В перевоплощении – самая глубокая сущность актерского искусства. «Играть роль» — значит, предстать перед зрителем не самим собой, а кем-то другим.

Критерий успешности перевоплощения, в сущности, прост. Он сводится к ответам на вопросы: открывает ли актер, перевоплощаясь, нечто новое в жизни и в человеке? Убедительно ли это открытие? Достаточна ли и какова его значительность?

Когда актер подгоняет себя к заранее сочиненному образу, — образ не получается… Когда он не думает об образе, — он перевоплощается. Стремится к переживаниям — они не придут; забудет о них — может быть, придут. К. С. Станиславский утверждал, что в достигнутом перевоплощении актер сам не знает, «где Я и где образ». Налицо и тот, и другой. А границу если и можно провести, то, пожалуй, только в «двухэтажности» эмоций: практически там, где радость, наслаждение актера, отмечают успех воспроизведении подлинности чувств, переживаемых сценическим персонажем. Один («Я») строит поведение, а другой («образ») его осуществляет. Но в актерском искусстве осуществление никогда полностью не совпадает с планом поведения. План меняется в процессе его осуществления, хотя он все же остается исполнением роли. Потому и неизвестно, где «Я» и где «образ».

В этом и заключается чуть ли не главный секрет актерского творчества: перевоплощение — это, в сущности, путь, направленный к нему, а не само перевоплощение. Актер на спектакле каждый раз достигает его заново, и работа его над ролью – по сути, выработка определенного направления к конечной цели.

Динамичность законов актерского творчества коренится в том, что все они относятся к действию, т. Е. к процессу, каждое мгновение которого не тождественно предыдущему и последующему. В этом причина некоторой неизбежной неопределенности в фиксации и даже понимании конкретного действия. Это относится и к понятию «задача». Достигнув решения одной или убедившись в ее недостижимости в данных условиях, актер сейчас же переходит к следующей; их перспектива и ведет его – к сверхзадаче.

К. С. Станиславский положил в основу «сознательной психотехники артиста» метод физических действий, в основе которого лежит представление о действии как явлении одновременно психическом и физическом, выражающемся в мышечном движении. «Подлинный артист должен не передразнивать внешние проявления страсти, не копировать внешние образы, не наигрывать механически, согласно актерскому ритуалу, а подлинно, — по-человечески действовать. Нельзя играть страсти и образы, а надо действовать под влиянием страстей и в образе»52. Действиями «под влиянием страстей и в образе» Станиславский называл действия актера, мотивированные потребностями изображаемого им лица.

Воспроизводя действия изображаемого лица, направленные на удовлетворение его (изображаемого лица) потребностей, актер включает мощный аппарат подсознания, те непроизвольные, не контролируемые сознанием детали действий, те приспособления и оттенки их физического осуществления в движениях, которые принадлежат сфере подсознания в реальном поведении человека. Любой двигательный акт каждый раз организуется заново, причем его формирование в значительной мере протекает подсознательно.

Каким же образом актер овладевает потребностями изображаемого лица? «Что он Гекубе? Что ему Гекуба?»— этот вопрос Гамлета концентрирует в себе самую сокровенную суть увлечения актера интересами и потребностями играемой роли.

Ради чего актер выходит на сцену, и почему он воспроизводит поведение другого лица? Во имя своей сверх-сверхзадачи. Сверх-сверхзадача — это страстное личное стремление художника познать нечто чрезвычайно важное о людях, об окружающем мире, о правде и справедливости, о добре и зле, а затем поделиться этим знанием с другими, чтобы получить у них подтверждение истинности результатов своего познания.

Чем ближе сообщаемая артистом правда о мире к потребности и надеждам зрителя постичь эту правду, тем сильнее отклик зрительного зала, тем очевиднее эффект сопереживания. Сверх-сверхзадача художника — подлинный, главный и основной источник энергии, побуждающий актера искать сверхзадачу сценического персонажа, а далее — осуществлять ее в сквозном действии, пронизывающем все его поведение. Профессиональное умение артиста трансформировать свою художническую потребность познания в потребности изображаемого лица и составляет основу перевоплощения.

Станиславский был в первую очередь актером и его система, все ее «приспособления» были выработаны и сформулированы им, прежде всего для себя, а также в помощь и любому другому актеру, испытывающему сложности в процессе работы над ролью. Система Станиславского оказывается прежде всего всесторонне продуманной, исторически обоснованной, экспериментально проверенной апологией актерской профессии. Станиславский создавал систему не в безвоздушном пространстве, у него было множество настойчивых и глубоких оппонентов. И если воспринимать систему в культурном контексте породившей ее эпохи, то можно сказать, что искусство театра здесь изучено и представлено с особой точки зрения. Мейерхольд, а вслед за ним многие иные художники воспринимали и строили теорию театра с позиций режиссерской профессии (отсюда понимание искусства актера как творчества пластических форм в пространстве сцены) Брехт обосновал театр нового века прежде всего с позиции драматурга и этому подчинил все остальные элементы сцены, в том числе и искусство актера. Станиславский, отдавая должное всем остальным началам театрального искусства, стремился изучить, познать, а затем и выразить в слове (передать будущему) внутренние основы и законы актерской профессии.

«Подобно тому, как из зерна вырастает растение, — писал Станиславский, — так точно из отдельной мысли и чувства писателя вырастает его произведение… Условимся… называть эту основную, главную, всеобъемлющую цель, притягивающую к себе все без исключения задачи… сверхзадачей произведения писателя»53.

Сверхзадача характеризуется следующими чертами.

Будучи связана с мировоззрением художника, с его гражданской позицией, сверхзадача нетождественна им, поскольку является эстетической категорией, специфическим феноменом художественной деятельности.

Определить сверхзадачу словами можно только приблизительно, потому что в целом она непереводима с языка образов на язык понятий. Отсюда - множественность (иногда – неисчерпаемость и многочисленность) режиссерских прочтений, толкований сверхзадачи художественного произведения.

Процесс нахождения, открытия сверхзадачи протекает в сфере неосознаваемой психической деятельности, хотя путь к этому открытию, равно как и последующая оценка его эстетической, философской, общественной значимости, характеризуется активным участием сознания.

Итак, Станиславский подробно разрабатывал процесс работы актера над ролью. И сам этот процесс и успешность его результата зависит от того, насколько верно удалось актеру в диалоге с режиссером (а через него - и с автором) понять сверхзадачу пьесы, это с одной стороны. С другой стороны, в равной степени важно чтобы состоялся диалог актера с самим собой, со своим «сверхсознанием» (именно этот аспект и разрабатывал Станиславский в своей системе) чтобы, создаваемый образ был достоверным, «живым». От этого, в свою очередь, зависит успешность диалога со зрителем и воплощение сверхзадачи авторов спектакля.

2.2 «Условный театр» Вс.Э. Мейерхольда

театр художественный диалог станиславский

Всеволод Эмильевич Мейерхольд (1874 - 1940) начинал свою театральную деятельность актером в труппе МХТ (1898 - 1902) и уже тогда отчётливо сказалась его склонность к резко характерному сценическому рисунку. А в Студии на Поварской (созданной по инициативе К. С. Станиславского) Мейерхольд выдвигает программу условно-эстетического театра, связанную с поэтикой символизма, основанную на стилизации и подчинении сценического действия живописно-декоративному и музыкальному началу. «Credo новой студии в нескольких словах сводилось к тому, что реализм, быт отжили свой век»54. Выдвигая на первый план внешнее мастерство актера-гистриона, Мейерхольд трактовал спектакль как изысканное праздничное зрелище, подчинённое живописно-пластическому и музыкально-ритмическому началу. Он тяготел к трагическому гротеску, утверждая, что «гротеск стремится подчинить психологизм декоративной задаче». На взглядах Мейерхольда в этот период во многом сказалось влияние символистской эстетики, но важное значение для последующей его творческой деятельности имела мысль о том, что театр гротеска должен опираться на традиции народного площадного искусства с его откровенной зрелищностью, стремительностью, динамикой.

Каждый выдающийся режиссер по-своему решал проблему соотношения выражающей и отражающей способностей сценического искусства. Одни шли по пути совершенствования точности отражения, и эти борцы с дряхлыми условностями, стилистическими формулами, канонами, предшествующими непосредственному творческому процессу, стремились представить реальность «такой, какая она есть». Тогда отражение не искажало, не видоизменяло природы всех вещей, а выразительности добивались, идя по пути «сгущения жизненности», путем доведения отраженного образа реальности до своеобразного объективированного идеального прообраза (в этом смысле он становился символом). Для других разрушение старых условностей должно было послужить возможности рождения новых – по этому пути шел в своих поиска Мейерхольд. И в этом случае отражающая способность искусства подчинялась его выражающей способности. Режиссерское «видение» замещало «реальность как она есть». Режиссер сознательно превращал театральный мир в нечто не напрямую связанное с действительностью, в нечто совершенно самостоятельное. Возникало ритмизованное звуко-зрительное творение, имеющее своим источником лирическую субъективность. Тогда символ как нечто формообразующее служил сценическому воплощению видения55.

«В природе всякого театра самое основное – это условная его природа»56. И поэтому театр не должен заниматься натуралистичным воспроизведением действительности, а должен «сочно» говорить приемами, присущими театру. Театр Мейерхольда не стесняется быть театром, не только не скрывает своей условности, но и намеренно подчеркнуто демонстрирует ее. Слуги просцениума, не скрываясь, переставляют декорации во время спектакля, не используется больше особый свет для иллюстрации, например, ночи, а в игре актера главными выразительными средствами становятся лицо-маска, «застывший» жест и позы-паузы («стоп-кадры»). Отрицая натурализм, Мейерхольд стремится к «подлинному реализму < … > на базе условного театра. < … > Это значит, что нельзя отрывать форму от содержания»57. В реализации же совершенной формы, Мейерхольд возлагает ведущую роль на режиссера, как координатора целого, единого организма спектакля. Особое внимание он уделяет именно целостности спектакля. «Какая-нибудь бусинка сама по себе ценна, но она ценна только тогда, когда она нанизана на нитку и вместе с другими бусинками составляет единое целое. < … > Если мы будем показывать отдельные куски, даже сами по себе очень ценные, но если эти куски не будут нанизаны на ниточку, то спектакль рассыплется»58.

Созданию целого подчинено все – подробнейшая режиссерская партитура, подчинение всего действия единому ритму (это, в частности, выражалось в скрупулезном хронометраже всех частей и неукоснительном контроле за его последующим соблюдением) и даже антракт получает дополнительную нагрузку - в идеале его вообще не должно быть, так как перерыв в действии мешает целостному восприятию идей выраженных в спектакле. Но если антракт все-таки необходим, то он не может быть объявлен в произвольном месте и также как и сам спектакль должен быть заполнен определенным действием. В антрактах Мейерхольд использует слуг просцениума и арапчат, которые участвуют и в интермедиях – меняют декорации, помогают персонажам, возвещают о предстоящих событиях. Такой прием преследовал две цели – подчеркивание условности происходящего и сохранение непрерывности действия, что так необходимо Мейерхольду. «Идеи, выраженные в спектакле, должны попадать в сознание зрителя таким образом, чтобы вопросы, которые там ставятся, разрешались в ходе самого спектакля. <…> Ясно, что для всего этого необходима цельность в плане, чтобы можно было отличить главное от второстепенного»59.

Следуя принципу условности для достижения наибольшей выразительности, режиссер требует от актеров выполнения задач порой близких к спортивным - действия актера декоративны и подчинены четкому музыкальному ритму. В стремлении добиться ощущения фантасмагоричности происходящего Мейерхольд признавался, что идеальным образом эта цель могла бы быть достигнута средствами театра марионеток. При этом актеры становятся носителями масок утрированных признаков, схожих с персонажами комедий dell’arte. В системе Мейерхольда «тезис об актере – носителе маски занимал центральное место, и не только потому, что позволял разоблачить профессиональные тайны театра», но и потому, что давал «возможность актеру поставить себя на место персонажа, воспитать искренность по отношению к себе и к нему»60. Приемы театра марионеток, маску вместо лица Мейерхольд употреблял для подчеркнуто сатирической характеристики героев, впервые предъявив актеру требование быть защитником и прокурором создаваемого образа.

Мейерхольд на протяжении всей своей творческой жизни решал проблему взаимодействия актера с исполняемым образом. Сначала приемами иронического гротеска, затем требованием подражания театру марионеток, а позднее — принципом "самолюбования в процессе игры", и, наконец, моментом отстраненного исполнения актером своей роли. В дальнейшем эти приёмы развиваются у Мейерхольда в принцип сатирического гротеска — предпосылка к тому, что в системе эстетических принципов театра Брехта получит своё окончательное оформление.

М. Хувер, полагающая Мейерхольда родоначальником творческой дискуссии вокруг этой проблемы, пишет, что Мейерхольд "отказывался считать искусством попытки актера быть персонажем, и, предвещая брехтовскую идею отчуждения, требовал, чтобы актер показывал персонажа по законам актерского искусства. Но, в отличие от Брехта, заменившего чувство разумом, Мейерхольд соединял их воедино"61.

Язык условности позволяет Мейерхольду использовать в качестве действующего лица и расположенный особым образом на сцене предмет. «Хотя это и предмет, но он как бы приобретает язык, а иногда не только лепечет, но и кричит. < … > Введение незначительного аксессуара заставляло зрителя отнестись к происходящему на сцене иначе, чем до появления яркого цветового пятна.»62. Мощным выразительным средством становится и пауза - Мейерхольд воспользовался паузой как моментом внезапной фиксации психологического состояния — фигура персонажа словно бы застывала в "стоп-кадре".

«В приёмах игры на японских и китайских театрах» Мейерхольд обобщил все, что уже было им хорошо разработано в режиссерской практике, а также наметил дальнейшую программу поисков. В журнале «Любовь к трем апельсинам» он конспективно перечислил эти приемы: жест как всплеск к жизни, вызванный лишь движением тела; игра с вещью; движение и музыкальный фон; ритм как опора движений (канвой движений всегда является музыка или реально существующая в театре или предполагаемая); значение «предыгры», «паузы», «отказа» и различные приёмы усиления игры; самолюбование актёра в процессе игры; техника пользования двумя планами (сцена и просцениум); роль выкрика в момент напряженного действия; ширмы и транспаранты как средства театральной выразительности; тюли в руках слуг просцениума как способ подчеркивания отдельных акцентов в игре главных действующих лиц в их движениях и разговорах63.

Условный театр Мейерхольда - это прежде всего театр главного творца спектакля – режиссера, в котором локализуются ум, воля и власть. В этом театре неоспоримый диктат режиссера, актеры же, воспитанные в определенной «биомеханической системе», должны стать «строительным материалом», глиной – зеркалом режиссерского замысла.

Спектаклям Мейерхольда были свойственны жесткая конструкция, явно выраженный музыкальный ритм, условный, гротесково-утрированный характер персонажей и сближение значимости в происходящих событиях актера играющего и предмета для игры. Это плакатный стиль, где говорит не только слово – пауза, поза и даже предмет не только говорит, но порой «кричит». Но при этом Мейерхольд ведет речь о недосказанности сценического образа, полагая, что постановщик должен направить зрителя по пути фантазии. «Многих влечет в театр именно эта Тайна и желание ее разгадать. < … > Натуралистический театр, очевидно, отрицает в зрителе способность дорисовывать и грезить, как при слушании музыки» и далее «Художественное произведение должно не все давать нашим чувствам, но как раз столько, чтобы направить фантазию на истинный путь, предоставив ей последе слово»64

Итак, в конечном итоге спектакль свершается только при встрече со зрителем. Мейерхольд писал: «Условный метод полагает в театре четвертого творца – после автора, актера и режиссера; это – зритель. Условный театр создает такую инсценировку, где зрителю своим воображением, творчески приходится дорисовывать данные сценой намеки»65.

Мейерхольд стремился к реализму, который, не скользя по поверхности явления, передает в произведениях искусства образы и черты подлинной жизни, позволяющие выразить ее квинтэссенцию, истинную внутреннюю сущность. Этот замечательнейший новатор театра считал, что впечатляющему выражению этой сущности служит условный метод.

Мейерхольд менял приемы, отдельные положения, но основные принципы его искусства сохраняли силу. Это – глубокая современность творчества, выражавшаяся иногда в непосредственных откликах на текущие события и всегда в новом взгляде на различные явления жизни. Это – отношение к зрителю как к соучастнику создания спектакля. Это – отказ от мелочного воспроизведения действительности во имя крупных идейно-художественных обобщений и отсюда – стремление к масштабности характеров, чувств, событий. Это - поэтическое восприятие мира, сказывающееся на всей композиции спектакля и в сценических формах. Это – музыкальность, лежащая в основе всего построения действия. А огромный эмоциональный заряд, вносимый Мейерхольдом в каждое творение, придавал особую остроту столкновениям борющихся в спектакле сил – возникали глубокие контрасты глубоко трагедийных и ярко комедийных сцен, неистового напора и мягкого лиризма. Эти и другие контрасты, сочетаясь сочным воплощением конкретных явлений действительности, помогали Мейерхольду строить то, что он называл «условным театром на базе реализма».


2.3 Эпический театр для зрителя Б. Брехта


Бертольд Брехт (1898 — 1956) – немецкий драматург, режиссер и новатор театра. Его видение театрального искусства, его концепция эпического театра, в свою очередь, стали знаковыми и эпохальными для всего искусства в ХХ веке.

Отдавая должное заслугам Станиславского и высоко оценивая преимущества его системы, Брехт тем не менее критикует ее в том, что касается принципа вживания актера в образ. Сначала актер перевоплощается в персонаж, а затем всем своим видом и поведением старается внушить зрителю, что он и есть настоящий король Лир, и все с ним происходящее происходит на самом деле. Это абсурдно, говорит Брехт, потому что все равно актер остается актером, зритель – зрителем, а происходящее на сцене действие закончится через полтора – два часа; и актер, и зритель понимают это, но первый все-таки остается одержимым (ролью), а второй – загипнотизированным (внушением актера). Но в таком состоянии ни тот, ни другой не могут отчетливо мыслить, а значит, критически относиться к персонажам и событиям, с ними происходящим66; следовательно, это неправильный прием и от него следует отказаться. «Контакт между актером и зрителем должен был возникнуть на иной основе, чем внушение. Зрителя следовало освободить от гипноза, а с актера снять бремя полного перевоплощения в изображаемый им персонаж. В игру актера нужно было как-то ввести некоторую отдаленность от изображаемого им персонажа. Актер должен был получить возможность критиковать его»67.

У Брехта также были единомышленники, жившие в его эпоху. Х. Ортега-и-Гассет сравнивает французский классический и испанский народный театры. Французский театр – зрелище торжества этических принципов. Нам показано не какое бы то ни было действие, не ряд этически нейтральных событий, а репертуар нормативных жестов, образцовый тип человеческих реакций на великие жизненные испытания. Персонажи французского театра – герои, избранные натуры, подающие примеры благородства. Даже ничего не зная о французском обществе того времени, прочитав эти пьесы, сразу приходишь к выводу: зрители стремились прежде всего познать правила достойного поведения, достичь морального совершенства.

Разгул и самозабвение – характерная черта всего «народного». Что-то в этом роде влекло испанцев к разжигающим кровь драмам. Наслаждение, доставляемое зрителям испанским театром, пронизано тем же дионисийством – Ортега называет его «алкоголизмом экзальтации»68. Здесь и речи нет о созерцании, требующем дистанции между объектом и нами. Однако современный зритель пресыщен этими эмоциональными «порывами», навязываемыми ему извне спектаклями такого рода. «Кто желает любоваться могучим потоком, в первую очередь должен позаботиться, чтобы тот его не унес»69.

Вообще в своей театральной теории Брехт выступает последовательным рационалистом и постоянно ссылается на разум, познание, науку. Правильным, прогрессивным он считает критическое отношение к миру. Намек на это находим уже в названии его основной теоретической работы - «Малый Органон»70, а во введении к нему уже прямо говорится о «стремлении создать театр эпохи науки». Полемика против традиционных драматургии и театра стала для Брехта естественной необходимостью, вызванной изменившимися условиями существования. Мы дети эпохи науки, говорит Брехт, - наука совершенно по-новому определяет нашу общественную жизнь и, следовательно, нашу жизнь вообще. Неправдоподобное изображение взаимодействий и взаимоотношений между людьми ослабляет удовольствие71, получаемое нами в театре, и поэтому старый театр не может больше выполнять свои функции и служить эталоном. «Нам нужен такой театр, который не только создает возможность испытывать ощущения и возбуждать стремления, естественные для человеческих отношений, допустимых в данных исторических условиях и изображенных на сцене, но и такой театр, который использует и будит мысли и ощущения, необходимые для изменения этих исторических условий»72.

Великие и сложные мировые события не могут быть до конца поняты теми, кто не привлекает для познания мира всех необходимых вспомогательных средств, в первую очередь - научных познаний. Поэтому драматургу и режиссеру в процессе создания спектакля необходимы научные знания. Однако в искусстве они должны преломляться своеобразным образом. «Сколько бы в произведении искусства ни заключалось научного знания, оно должно быть полностью преобразовано в искусство. Усвоение его как раз и дает ту радость, которая возбуждается произведением искусства»73.

Будучи сам рационалистом, Брехт и от актеров своего театра требует критического отношения к персонажам в процессе создания образа. Из необходимости такого критического отношения рождается принцип «остранения» и «эффект очуждения». У зрителя также должно сформироваться критическое отношение к происходящему на сцене. «Цель техники «эффекта очуждения» — внушить зрителю аналитическое, критическое отношение к изображаемым событиям. Средства — художественные. Предпосылкой применения «эффекта очуждения» для названной цели является освобождение сцены и зрительного зала от всего «магического», уничтожение всяких «гипнотических полей»74.

Впрочем, это вовсе не значит, что Брехт совершенно отрицает эмоциональные составляющие театрального образа, представляемого актером и воспринимаемого зрителем.

«Вживание», «вчувствование» Брехт признает, но только как необходимый и вовсе не достаточный этап в создании актером достоверного образа. Подобное «вживание» не должно привести к полному отречению от собственного образа в пользу образа персонажа. Это не полное вживание, которое после оказывает суггестивное воздействие на зрителя. «Зрителей «зачаровывали»75. Брехт не против «вживания», но к нему нужно добавить «отношение к образу, в который вы вживаетесь, его общественную оценку»76. Ни на одно мгновенье нельзя допускать полного превращения актера в изображаемый персонаж. Актер выходит на сцену сразу в двух ролях – персонажа и себя, изображающего персонажа, повествующего о нем, и именно потому такой метод исполнения назван «эпическим»77. Актер неким образом относится к своему персонажу и не только не скрывает своего отношения, но и демонстрирует свою оценку; актер знает, что произойдет с персонажем на протяжении действия, как-то относится к происходящему и, исходя из этого, играет так чтобы намеренно показать зрителю – персонаж поступает так, а не эдак. Актер «обязательно должен рассмотреть само содержание текста как нечто не совсем естественное, должен подвергнуть его сомнению и сопоставить все это со своими взглядами по общим вопросам, а также предположить, какие возможны иные высказывания на ту же тему; словом, он должен действовать, как человек, которому все это в диковинку»78.

В работе актера над ролью Брехт выделяет три этапа79. На первом актер знакомится с персонажем и, еще не понимая его, старается разглядеть в нем будущий образ – отыскивает типическое и отклонения от него, противоречия в характере и поступках, безобразное в прекрасном и прекрасное в безобразном. Второй этап – вживание. Это поиск правды образа в субъективном смысле. Актер позволяет персонажу делать то, что он захочет, как он захочет. Заставляет его реагировать на другие персонажи, на окружающую среду, на фабулу простейшим, то есть самым естественным образом. Эта внутренняя жизнь, накопление происходит медленно и в какой-то момент происходит скачок. Тогда актер приходит к окончательному варианту образа, с которым и соединяется. Третий этап - вновь отстранение с удивлением и недоверием первого, но уже социально нагруженное. Актер смотрит извне, с позиций общества на образ, которым является, и представляет образ своего персонажа на суд общества. И тут, на сцене, отношение к образу с позиции извне, с позиции критического «остранения» для актера обязательно. «Актер не допускает на сцене полного перевоплощения в изображаемый им персонаж. Он не Лир, не Гарпагон, не Швейк, он этих людей показывает. Он передает их высказывания со всей возможной естественностью, он изображает их манеру поведения, насколько это ему позволяет его знание людей, но он отнюдь не пытается внушить себе (а тем самым и другим), что он целиком перевоплотился»80.

Образ, создаваемый актером и все построение спектакля должны постоянно подавать зрителю намеки на неосуществившиеся варианты развития событий, описываемых в пьесе. «Наряду с данным поведением действующего лица нужно было показать и возможность другого поведения, делая, таким образом, возможными выбор и, следовательно, критику»81. Всякий раз делая что-то, актер должен давать понять, почувствовать зрителю то, чего он не делает. «В том, что он делает, должно содержаться и отменяться то, чего он не делает. Таким образом, всякая фраза, всякий жест означают решение; персонаж остается под контролем зрителя, подвергается испытанию»82.

В конечном же итоге усилиями создателей спектакля и его зрителей с помощью разума как главной руководящей силы, мир – его социальное устройство, нравственность - будет изучен и изменен. «Цель наших исследований заключалась в том, чтобы найти средства устранения трудно переносимых социальных обстоятельств. Мы вели речь не во имя нравственности, но во имя страдающих»83. «Театр стал полем деятельности философов — таких философов, которые стремились не только объяснить мир, но и изменить его. На сцене появилась философия; таким образом, на сцене появилось поучение»84. Конечной же целью искусства в общем и театра в данном случае является выполнение общественной функции - изменение мира (в лучшую сторону). Здесь нам видится созвучие с системой Станиславского в той ее части, где он говорит о «сверх-сверхзадаче».

Из всего сказанного явствует, сколь высокую социальную роль отводил Брехт театру. Брехт насквозь социален, он страстно озабочен несовершенным устройством общества, его теоретический труд о театре начинается с изложения собственного взгляда на современную ему социальную ситуацию. И, конечно, свою миссию как драматурга и режиссера он связывает с необходимостью повлиять на существующий порядок вещей - театр должен активно включиться в социальную жизнь, чтобы иметь право и возможность создавать наиболее действенное, эффективное, преобразующее отражение этой действительности. Только так театр сможет максимально приблизиться к тому, чтобы стать средоточием просвещения и глашатаем правды. «Театр подает как игру картины жизни, предназначенные для того, чтобы влиять на общество»85. Вполне естественно, что и от актера Брехт требует активной гражданской и социальной позиции. Занимая ее, актер

Если Вам нужна помощь с академической работой (курсовая, контрольная, диплом, реферат и т.д.), обратитесь к нашим специалистам. Более 90000 специалистов готовы Вам помочь.
Бесплатные корректировки и доработки. Бесплатная оценка стоимости работы.

Поможем написать работу на аналогичную тему

Получить выполненную работу или консультацию специалиста по вашему учебному проекту
Нужна помощь в написании работы?
Мы - биржа профессиональных авторов (преподавателей и доцентов вузов). Пишем статьи РИНЦ, ВАК, Scopus. Помогаем в публикации. Правки вносим бесплатно.

Похожие рефераты: