Риторическая модель русского разговорного языка
Ю. С. Рассказов
К модели русского разговорного языка (РРЯ) относятся все устные и письменные варианты, изводы, искажения, подражания, имитации русского языка любой степени его кодификации (от бытового до литературного). Точнее, сама модель РРЯ является схемой построения всех этих вариантов, изводов и т.д. Этот момент конституирования любой речи как речи на разговорном русском основывается на двух принципиальных моделирующих установках речи: на представлении говорящего о том, что есть русский язык и на владении говорящих материалом русского языка. Две этих стороны можно в соответствии с традицией, берущей начало от В. Гумбольдта, назвать формой и материей языка.
В естественной речевой практике они не различаются носителями языка, усваиваясь стихийно и одновременно в силу рождения и жизни в нормальной языковой среде. Это процесс сравнительно долгий, случайный и неконтролируемый обучающимся носителем языка. Взять его под контроль, тем самым уловив его необходимость и сократив время усвоения языка, означает вот что: нужно осознать, представить себе минимум, моделирующее ядро формы РРЯ и запомнить (вплоть до умения воспроизвести) моделирующий минимум материала. При равнозначности двух этих сторон для владения языком первостепенной для осознания языка является все-таки форма, представление о его духовной сути. "Внутренняя и чисто интеллектуальная сторона языка и составляет собственно язык" (Гумбольдт), это означает, что для человека, уже обладающего сознанием, говорению на языке предшествует до определенной степени мышление на этом языке [1 ], не нуждающееся в актуализации всего русскоязычного материала. В принципе, говорить по модели РРЯ можно, совсем не владея русским материалом, употребляя, например, английский и приспосабливая его под русский, - достаточно иметь представление, что ты говоришь по-русски, и ты уже будешь говорить по модели РРЯ. Так дети, по условию своей игры, легко ломают родной язык и говорят на любом желаемом языке. Так иностранец, даже сносно говорящий по-русски, всё равно несет в своем "русском" печать родного языка, как минимум в виде акцента. Дети, родную форму и материал искажая, представляют чужими; иностранец, понимая и подделывая чужую форму и материал, все равно представляют родное.
Отсюда следуют две важные вещи: 1) родной язык можно представить любым другим языком, в том числе - родным, 2) родной язык уже представлен в любом другом языке, в том числе и в родном [2 ]. То есть модель РРЯ уже в русском языке дана как факт материала. Вся проблема в том, чтобы осознать это представление.
Детское отношение к языку показывает, что в нем возможно абсолютно все. В общем смысле форма языка и есть эта абсолютная возможность. "Язык есть полнейшее творчество, какое только возможно человеку, и только потому имеет для него значение" (А. Потебня). Как чистая форма язык - это отсутствие правил, как чистый материал - абсолютная пластичность - опять термин Потебни - речи. На этом общем уровне: что хочешь, то и скажешь, как хочешь, так и скажешь: трансцендентальный, пуфф, сикамбр. Это - исходное основание РРЯ. Носитель этого языка прав во всем. Правилен, допустим любой способ понимания формы, любое представление о языке. Однако, допуская все, мы отчего-то выбираем не все сразу. Возможно все, но необходимо что-то одно. Имея полную возможность говорить все, в силу особенностей строения своего организма и органов речи мы говорим всегда что-то одно. Особенности дыхания и речевого аппарата - это первая необходимость материала в РРЯ, которая осознается в виде следующей необходимой формы. Системообразующее правило: произношение любой единицы речи на метре и силе выдоха, растянутого преградами языка с повышением тона от шума к голосу; системообразующие исключения (то есть исключения, которые образуются в результате наложения разных уровней системы речи и которые выглядят бессистемными [3 ]): резонанс губ и носа. В эту формулу входит слишком многое, чтобы пытаться проиллюстрировать её: и интонация, и членение на предложения, на слоги и т.д. - всё то, что можно понять из неё при достаточном усилии ума. Однако понимать эту формулу - еще не значит обладать русским произношением. Для этого нужно еще и представлять этот смысл конкретно, предметно, и уметь произносить любую единицу речи соответственно представлению, и, наконец, натренировать свою мускульно-голосовую систему до автоматизма. Как видим, уже здесь наблюдаются четыре степени владения русским произношением. Я, например, не владею английским; однако, если я слышу эту речь, я понимаю, что говорят по-английски; я могу представить, сымитировать английскую речь; наконец, я могу произнести вслед за кем-то любую единицу английской речи, даже не понимая её; но я не могу автоматически выдавать ту или иную английскую речь, понимая её и понимая, зачем я ее выдаю. Очевидно, что стимулом воспроизводства речи является отнюдь не материал речи, произношение, а моя надобность говорить по-русски или по-английски. А уж если толковать о произношении по модели РР-языка, то выбор правильного или исключительного произношения точно так же связан с надобностью речи, с моей целью. На уровне произношения РРЯ цель может диктовать как прямое произношение, так и обратное: прямое как форма есть способ мышления, которое совершает какая-то цель, обратное - нацеливание мышления. Язык есть то, что мне нужно как язык. Это значит, что моделей языка может и должно быть бессчетное количество; то, в какой степени и в каком объеме его изучать, зависит от нашей личной цели.
В рамках этого исследования нас интересует минимум: цель употребления языка совпадает с материалом употребления. Построить модель РРЯ - свести представление о языке к его материалу - допустить самый удобный, утилитарный компакт материала. Весь материал языка нужно свести к его форме, к представлению о материале, а всю форму представить в минимуме материала. Если я хочу сделать такую модель РРЯ, в которой бы на основе представления о материале можно его свободно выдумывать, то всё же, чтобы выдумка оставаясь выдумкой русского материала, нужно выдумывать на основании какого-то минимально данного русского материала.
На стадии произношения это будет звучание русской речи: системное (согласные - гласные, глухие - звонкие, твердые - мягкие, исключительное (сонорные, губные), - 1) тождественное себе в целях смысловыражения, но свободно редуцирующееся в потоке личной речи, 2) тождественное себе как система звукоразличения и подвижное как система определенного смыслоразличения. То есть говорить с легким личным акцентом, пока не путаются разные слова - нормально для РРЯ.
Итак, определенный устойчивый порядок вечно меняющегося звучания, необходимый для смысловыражения, равно как и постоянную систему смысла, на фоне которой различается любой конкретный поток речи, нужно просто знать как неустранимое обоснование звучания и как неподвижную со-образность звучания с типовой схемой смысла. Обоснование речи, как смысловая задача, покоряет, подчиняет конкретный смысл говоримого выражения. Делать речь - это, прежде всего, делать её обосновывающую конструкцию. Сообразность речи с заранее известной схемой смысла освобождает звучание от навязчивости, излишества звука, по-настоящему делает его осмысленной речью. Доделывать речь, воспринимая её, - это значит связывать звуки сообразно с типовой схемой смысла в определенные, имеющиеся в нас понятия - в понятие речи прежде всего.
Механизм обоснования и сообразования речи и есть в своем единстве неизменное понятие речи, которое позволяет каждому из нас легко отличать чужую речь от родной, позволяет понять даже самую невнятно произнесенную и самую безумно сформулированную речь. Неважно, что именно нам говорят, - мы принимаем как сказанное то, что мы смогли уловить и доделать на основе понятия речи до какого-то осмысленного высказывания. Сила понятия речи столь велика, что мы, даже отчетливо не разбирая звуковыражения, можем с легкостью слышать то, что хотим, и - что еще показательнее - даже слыша, все равно слышим то, что хотим. Подобно этому неважно и то, что мы сами говорим: обоснованное звучание речи, оно все равно теряет конкретную единичность заданного смысла и приобретает расплывчатость и косность произносимого нами звука. Сила понятия речи столь велика, что то и дело сбивает нас на общие фразы, общие места, мораль, поговорки и банальности. В двух этих ощутимых моментах понятие речи проявляется кик вещественная сила нашего языка, с которой не так-то просто сладить.
Заметим: с одной стороны, звучание речи по её понятию есть порождение какого-то объема сказанного (общих звуков, которые все же не совсем пусты и общи) и какого-то содержания сказанного (не вовсе только нами придуманного, но и внесенного в нас речью, хотя то и другое абсолютно неразличенно; неотделимо); нас, конечно, сейчас больше всего интересует чистый, обосновывающий объем речи и та схема содержания, на основе которой речь сообразуется со смыслом. Другими словами, нужно обозначить пределы объема и содержания речи.
Объем речи, с одной стороны, является едиными однородными отрезками речи, цельно связанным падением речи с уст говорящего, с другой - однородной слиянностью фрагментов в этой цельности, обратным влиянием фрагментов друг на друга, сопряженней речи.
Цельность в падениях речи определяется её наклоном, тем, что называют целью звуковыражения или - неточно - целью высказывания. Наклон в РРЯ бывает вероятностный (побудительный и предположительный) и реальный (вопросительный и изъяснительный) [4 ]. Подчиненность каждого момента речи её целому является в падениях речи её склоном. РРЯ имеет два ярко выраженных склона (то есть два типа подчиненности слов в предложении целому предложения или, как говорят, два типа связи слов в словосочетании): падежный склон (согласовательный и сильно-управляющий) и смысловой, (примыкательный и слабо-управляющий).
Сопряжение речи, попросту говоря, есть постоянная, неизменная сочетаемость одних форм слов с другими словами, сочетаемость, которая абстрактно наблюдается в виде парадигмы словоизменения тех или иных частей речи: спряжение у глагола, склонение у имен.
Единство сопряжения речи задается безличностью речевых единиц, то есть такой формой слов, которая не имеет никаких значений определенной личности. Безличное сопряжение может быть сопряжением неопределенного числа (парадигмы неопр. формы глагола, склонения мн. числа у существительных, степень сравнения прилагательных и т.д.) и родового числа (парадигма прошедшего времени, 3 скл,, женский род прилагательных, краткие прилагательные, определительные местоимения и т.д.). Различенность характеризует личное сопряжение речевых единиц. Различаются несовершенное лицо (парадигма настоящего времени, 2 скл., мужской и средний род прил., вопросительно-относительные, указательные и притягательные местоимения) и совершенное лицо (парадигма будущего времени, 1 скл., притяжательные прилаг., личные местоимения).
Как единая система сопряжений речи русский язык проявляется в парадигмах всех речевых единиц: в минимальном и наглядном объеме - в основополагющих категориях (личных местоимениях, глаголах, существительных), в очень дифференцированном и расплывчатом виде - в производных категориях (особенно произведенных позже, типа числительных). Проиллюстрируем это в сравнении спряжения и склонения.
Формы неопределенного числа - неопределенная форма глагола, парадигма, множественного числа - во-первых, всегда проявляют свои видовые признаки: глагол - совершенный или несовершенный вид (упрощенно говоря, изменяясь по видам), существительные - одушевленность-неодушевленность (с большим числом вариантов в род. и вин. падежах всех склонений). Во-вторых, они так или иначе проявляют свою словесную форму, которая потом диктует более определенное сопряжение (типа того, что глаголы с концовкой на -ать или -ить устанавливают парадигму безударных окончаний личного спряжения).
Формы определенного числа - парадигмы прошедшего времени и 3 скл. - насчитывают всегда только по три словоизменительных вида, различающиеся родом (глаголы: сказал - сказала - сказало, существительные: ночь - ночи - ночью), и имеют ярко выраженный внешний признак единства (в глаголах "л", в существительных - заключающий мягкий согласный).
Кроме того правилом безличного сопряжения в целом является нанизывание аффиксов: основа + приставка или суффикс (делать - с-делать - слела-л-а, ноч'-ю). В противоположность ему личное сопряжение строится в смене аффиксов.
Формы несовершенного лица - парадигма настоящего времени и второе склонение - включают в парадигму по шесть вариантов (местоименную или падежную парадигму, дифференцированных по роду (по типу спряжения у глаголов, по мужскому или среднему роду у существительных), но единых по виду (глаголы только несовершенного вида, существительные - не личности).
Формы совершенного лица - парадигма будущего времени и 1 скл. - опять же состоит из шести вариантов, благодаря которым различаются роды (тип спряжения, жен. и муж. роды), виды (совершенный - несовершенный, лица - не лица), но сохраняется единство формы слова, единство окончаний.
Это короткое сопоставление дано здесь только как иллюстрация единства спряжения речи, касающегося еще более глубинных явлении языка. Однако для модели РРЯ как раз глубинные явления абсолютно несущественны. Тут гораздо важнее именно внешнее подобие и внешняя унифицированность, позволяющая понимать язык, не понимая, почему мы его понимаем. В этом смысле, если даже мое толкование сопряжения ошибочно, оно все равно необходимо как возможность языка и необходимость понятия речи.
Однако для пояснения объема речи мне пришлось привлечь к обсуждению и материал содержания речи, по крайней мере, в той части, которая касается абстрактности речи, ее абстрактно выделенных единиц. В абстрактно устроенной речи одни единицы имеют субъектную, другие - предикатную функцию, то есть в содержании мы легко абстрагируем прежде всего суждение, подлежащее есть сказуемое, или - на другом уровне - корень есть такое-то окончание (приставление). Субъектными единицами являются индивиды и виды, предикатными - роды и категории. Так, если обозначить существительное как категорию, то родом её будет муж., жен., и ср. роды, видами - одушевленность-неодушевленность, индивидностью - собственность-нарицательность. Но такое деление не является единственно возможным и необходимым: например, существительное можно понять как разновидность категории имен, как категории аффиксов, корней, предложений и т.д. (кстати, все эти, точнее, необходимо найденные, категории в своей плоти, в минимальном объеме должны входить в понятие речи). Все зависит от целей деления и самотождества делимого предмета. В любом случае, следует помнить, что сопряжение речи как абстрактный механизм описывается именно в системе координат абстрактности речи.
Но наша речь не только абстрактна, но и конкретна: не только вечно пустая общая структура смысла, в опыте закрепленная за определенно сопряженными падениями речи, но и наше личное, только в нас находящееся содержание, которое этой абстрактной структурой компонуется, иначе упорядочивается вследствие извне произнесенной речи. Ясно, что этим конкретным содержанием могут быть наши личные эмоции, представления, жизненный опыт и т.д. Однако на общем уровне, если говорить об абстрактной структуре конкретного содержания, оно представляется в виде известных логических типов суждения. Конкретность речи может быть субъективной (мнение - "мне холодно", утверждение - "курить нельзя") и объективной (высказывание - "все люди бессмертны", рассуждение - "если пойдет дождь, то станет сыро") [5 ]. Каждый тип суждения имеет свой собственный статус укорененности содержания в бытии, так сказать, степень онтологичности, интуитивно вполне понятную носителям языка, но которую в других случаях обязательно нужно истолковывать. Так, например, мнение есть восприятие какого-либо факта реальности, утверждение - осознание порядка этой реальности, высказывание - либо истинное, либо ложное состояние (знание о) реальности (ср. с предыдущим: "все люди смертны"), рассуждение - либо правильная, либо неправильная связь знания. В первых