Внешнеполитическая стратегия США после холодной войны
А.В.Торкунов
Для внешней политики США последнее десятилетие XX в. стало периодом поисков и приспособления к радикальным изменениям системы международных отношений, произошедшим в результате окончания холодной войны и развития новых глобальных процессов.
С окончанием холодной войны у США появились как новые возможности, так и весьма серьезные проблемы.
С одной стороны, прекращение глобальной конфронтации в условиях «самороспуска» враждебного блока означало исчезновение реальной военной угрозы США и превращение их в единственную военную сверхдержаву. Соединенные Штаты стали не только практически неуязвимыми перед масштабным военным нападением, но и обрели гораздо большую свободу стратегического маневра. Кроме того, в результате распада СССР и всего социалистического лагеря открывались широкие возможности для сотрудничества США с государствами, входившими в советский блок, и новыми государствами на пространстве бывшего СССР, для распространения там американского влияния.
С другой стороны, с окончанием холодной войны значительно девальвировалась роль военной силы и торгово-экономическая сфера превратилась в основное поле соперничества между развитыми государствами, где США сталкиваются с растущей конкуренцией со стороны своих союзников по холодной войне. Ее окончание также поставило под вопрос всю глобальную военно-политическую инфраструктуру, созданную Соединенными Штатами для ведения этого противоборства. Исчез и былой стратегический компас» в виде доктрины «сдерживания»,служившей основой послевоенной внешнеполитической стратегии США. Возникла ситуация неопределенности в отношении угроз безопасности США и методов противодействия им. Ослабел и внутренний «тыл» глобальной внешней политики, поскольку в отсутствие серьезной внешней угрозы, сплачивающей нацию, и ясных новых целей стало гораздо труднее мобилизовывать общественную поддержку активного внешнеполитического интервенционизма.
Наконец, крах прежнего биполярного миропорядка обернулся усилением дестабилизирующих тенденций в мире, что выразилось в увеличении числа этнорелигиозных конфликтов, распространении ядерного и других видов оружия массового уничтожения, росте международного терроризма и преступности
Другой новой реальностью для внешней политики США стала растущая глобализация мировой экономики, поставившая страну перед необходимостью повышения конкурентоспособности на мировом рынке, определения своей роли в этой изменяющейся экономике, а также нахождения нового оптимального баланса между внутренней и внешней политикой.
Альтернативные концепции
С начала 90-х годов в стране развернулись широкие дискуссии о новом миропорядке, о роли и месте в нем Соединенных Штатов, их национальных интересах, целях и методах внешней политики в изменившихся условиях. В этих дебатах, продолжающихся и по сей день, определилось несколько основных вариантов внешнеполитической стратегии, которые отличаются пониманием национальных интересов и способов их обеспечения.
Неоизоляционизм Сторонники неоизоляционизма исходят из узкой (минималистской) трактовки национальных интересов США как ограничиваемых защитой своих суверенитета, территориальной целостности и безопасности. Этим интересам США, по мнению неоизоляционистов, в современном мире ничто не угрожает, учитывая географическое положение страны, фактор ее ядерной мощи, а также отсутствие у нее реальных конкурентов военной сфере в настоящем и маловероятность их появления обозримом будущем.
Известный теоретик неоизоляционизма Э. Нордингер считает, что США «стратегически неуязвимы», а потому могут ограничить свои внешнеполитические и военные обязательства необходимым минимумом. Правый республиканец П. Бьюкенэн призывает отказаться от втягивания Соединенных Штатов в войны в чужих землях. Конкретно речь идет о свертывании участия в военно-политических блоках, созданных для «сдерживания» более не существующего противника, резком сокращении объема помощи другим странам и всего внешнеполитического аппарата США, а также военных расходов (примерно наполовину, если брать за основу расходы начала 90-х годов). Исключения не делается и для главного военно-политического союза - НАТО.
Еще один видный идеолог неоизоляционизма Т. Карпентер называет НАТО «анахронизмом холодной войны» и предлагает передать основную ответственность за безопасность Европы самим европейцам. Неоизоляционисты отвергают глобальную ответственность СИТА за поддержание существующего миропорядка, который, на их взгляд, в основном является саморегулируемым, основанным на взаимном уравновешивании великих держав.
«Избирательное вовлечение» Эта концепция развивалась в русле школы «реализма» и очерчивает более широкий круг национальных интересов США.
Так, авторитетная гарвардская Комиссия по национальным интересам Америки включает в их число защиту США от нападений с применением оружия массового уничтожения (ОМУ), предотвращение возникновения враждебных государств-гегемонов в Евразии, сохранение свободного доступа к источникам энергии, поддержание стабильности мировой торгово-экономической и финансовой системы, а также обеспечение безопасности союзников США. Особое значение придается поддержанию стратегического равновесия между ведущими странами Евразии с целью предотвращения конфликта между ними. Поэтому теория «избирательного вовлечения» предусматривает сохранение (хотя и на более экономной основе) военного присутствия США в стратегически важных для них регионах мира (Западная Европа, Восточная Азия, Персидский залив), активное противодействие распространению ОМУ, профилактику и урегулирование региональных конфликтов, в которые могут быть втянуты крупные страны, обеспечение особой роли США в международных финансовых и торговых организациях.
Сторонники «избирательного вовлечения» признают важными национальными интересами распространение демократии и защиту прав человека, однако считают неоправданным прямое вмешательство США в этих целях. Считается, что при ориентации на «избирательное вовлечение» военный бюджет и состав военных сил должны быть сохранены на уровне 1992-1993гг. для обеспечения возможности успешного ведения двух крупных региональных войн одновременно. Ряд сторонников даннного подхода (У. Мейнс, Р. Стил, Дж. Чейс) предлагают начать освобождение США от глобальных военно-стратегических обязательств периода холодной войны за счет постепенного формирования региональных систем безопасности вокруг ведущих региональных центров силы - ЕС в Западной и Центральной Европе, России - на постсоветском пространстве, Японии и Китая - в Восточной Азии и т.д. Если эти системы будут открытыми, добровольными и будут сотрудничать друг с другом, то они, по мнению указанных авторов, способны стать реалистической альтернативой однополюсному, иерархическому миропорядку во главе с США, с одной стороны, и «утопической» системе всеобщей коллективной безопасности - с другой.
«Согласованная безопасность» Эта концепция, питаемая либеральной школой внешнеполитической мысли США, сохраняет определенную преемственность с концепцией коллективной безопасности - приоритет отдается совместным многосторонним усилиям государств по предотвращению и отражению агрессии. Вместе с тем она идет дальше как в определении угроз безопасности, так и в выборе средств противодействия им.
В дополнение к угрозам, традиционным для уровня межгосударственных отношений, сторонники «согласованной безопасности» выделяют как более характерные для современного мира угрозы, возникающие внутри государств, - геноцид, этнические чистки, другие формы массовых нарушений прав человека, экологические преступления, терроризм, в отношении которых прежняя система коллективной безопасности с ее приматом суверенитета, незыблемости границ и невмешательства во внутренние дела оказывается бессильной. Главными источниками этих угроз считаются отсутствие демократии, репрессивный характер режима страны-нарушителя. Эта исходная презумпция приверженцев «согласованной безопасности» позаимствована у неокантианской -школы «демократического мира» (М. Доил, Д. Лэйк, Б. Рассет, К. Лэн и др.). Согласно ее главному постулату «демократы никогда не воюют друг с другом». По этой логике именно демократизация мирового сообщества, а не поддержание геополитического равновесия является главной гарантией обеспечения международной безопасности и жизненных интересов самих США.
Связь национальных интересов США с состоянием демократии в мире становится, как считают сторонники данного подхода, особенно ощутимой в условиях глобализации, впервые делающей мир действительно неделимым. Во все более зависимом мире, как отмечает первый заместитель госсекретаря США С. Тэлбот, постоянно растет заинтересованность американцев в демократизации правления в других странах.
Если глобализация, по мнению сторонников «согласованной безопасности», делает нарушения демократических норм более опасными (в т. ч. и для США), то развитие других тенденций в последние десятилетия облегчает их устранение. Речь идет, во-первых, об охватившей мир в 70 - 90-х годах «третьей волне демократизации». И, во-вторых, о ставшем бесспорным военно-стратегическом и идеологическом лидерстве США как главного «локомотива» западной демократии. Это радикальное изменение в расстановке сил в пользу демократического Запада делает его более нетерпимым в отношении нарушителей укрепляющегося демократического миропорядка, будь то авторитарные антизападные режимы или террористические группировки. Здесь действует подмеченный еще в XIX в. французским мыслителем А. Токвилем психологический механизм эскалации ожиданий: «Среди общего равенства отвратительно даже небольшое различие, и чем выше эта однородность, тем неоправданнее любое от нее отклонение... Так что демократические страсти пылают тем ярче, чем меньше у них топлива».
Поэтому сторонники «согласованной безопасности», не довольствуясь традиционными мирными методами принуждения, допускают и военные способы решения подобных проблем силами Оон или региональных организаций безопасности типа НАТО при ведущей роли США. В этих целях разрабатываются различные концепции «гуманитарного вмешательства», оправдываемого с помощью доктрины «ограниченного суверенитета» государств, отрицающих демократические права своих граждан. «Согласованная безопасность» подразумевает сохранение превосходства США и их нынешнего военного потенциала как главной составляющей коллективных международных сил, способных одновременно вести активные интервенционистские действия в различных регионах мира.
Гегемония США. Концепция гегемонии США также опирается на школу «реализма», но ориентируется при этом на модель стабильности, основанной на гегемонии. Согласно этой концепции оптимальной основой безопасного мира является не многополярность, а однополярность, не баланс сил, а их явный дисбаланс в пользу государства-гегемона. Считается, что именно в т ком уникальном положении оказались США после окончания холодной войны. «Преобладание Америки, - пишет известный публицист Ч. Крахаммер (он первым ввел в оборот понятие «однополярный мир» и стал писать о США как о единственной сверхдержаве), - основано на том, что она является единственной страной, имеющей необходимую военную, дипломатическую, политическую и военную мощь, чтобы быть решающим участником любого конфликта в любом регионе по своему выбору». Право и обязанность США - использовать всю свою мощь для того, чтобы «вести за собой однополярный мир, без стеснения устанавливая правила этого миропорядка и обеспечивая их соблюдение».
Поддержание американского превосходства как основы глобального лидерства США, в свою очередь, требует сохранения их «силового отрыва» от ближайших конкурентов. А посему, как утверждалось, например, в пентагоновских «Ориентирах для оборонного планирования» (1992 г.), необходимо не только «предотвратить появление будущего глобального конкурента», но и «отвадить индустриально развитые страны от увеличения своей региональной и глобальной роли»[1] .
«Гегемонисты» считают важнейшей задачей сохранение существующей системы военно-политических союзов с решающей ролью Америки в обеспечении их эффективности. Признавая, что главная цель этих союзов периода холодной войны - коллектив-главная самозащита – во многом утратила свою актуальность, «гегемонисты выступают за их перенацеливание на задачи «экспорта» или «проецирования» безопасности вовне. (Не случайно именно «гегемонисты» первыми выступили за расширение состава НАТО и сферы ее деятельности за пределами границ альянса.) При этом «гегемонисты», как и сторонники «согласованной безопасности» считают мир неделимым и подчеркивают, что даже периферийные угрозы и «вакуумы силы» за пределами проамериканских союзов могут создавать серьезную угрозу безопасности США. В таком «проецировании безопасности» ведущая США становится еще более необходимой, что исключает перераспределение ответственности в пользу союзников США, предлагаемое сторонниками «избирательного вовлечения». «Смогут ли Германия и ее западноевропейские партнеры справиться с дестабилизацией в Восточной и Центральной Европе, на Балканах и в России? - вопрошает один из ведущих теоретиков этого направления Р. Каглер. - Не случится ли то же самое в Азии, если предоставить самим себе Японию и Корею, не говоря уже о гораздо более слабых арабских партнерах США в районе Персидского залива?»
С учетом множественности реальных и потенциальных угроз американской безопасности (среди которых «гегемонисты» выделяют возможность антизападной трансформации России и Китая) основой стратегии США, по мнению тех, кто поддерживает эту концепцию, после окончания холодной войны должно стать «системное сдерживание» многочисленных источников нестабильности, возникающих в результате традиционного соперничества геополитических интересов. Таким образом, на США возлагается роль главного гаранта стабильности в мире. Это подразумевает способность США действовать в одностороннем порядке, а ООН и другим международным организациям, по существу, отводится второстепенная роль. «Соединенным Штатам - пишет Каглер, - придется добиваться глобальной стабильности посредством политики, которая в первую очередь исходит односторонней готовности использовать силу для достижения этой цели. А уже затем они будут сотрудничать с другими странами и институтами. которые разделяют эту цель, и жестко обращаться с теми, кто ее не разделяет». «Гегемонисты» ратуют за наращивание военных расходов и силового потенциала США, прежде всего его качественных параметров.
Контуры новой глобальной стратегии
На формирование внешнеполитической стратегии США в 90-х годах влияли как уже отмеченные идейно-теоритические подходы, так и изменения во внутренней и международной обстановке. И хотя администрацию Клинтона часто критикую отсутствие целостной «большой стратегии», основные контуры новой стратегии обозначены уже достаточно четко не только на доктринальном, но и на политическом уровне.
Исходя из официальных внешнеполитических установок США, изложенных в выступлениях их лидеров, программных документах в сфере внешней и военной политики (прежде всего периодических докладах Белого дома о стратегии национальной безопасности), можно следующим образом представить национальные интересы США и пути их обеспечения.
Основные цели «большой стратегии» США - укрепление безопасности и обеспечение экономического процветания страны, а также продвижение демократии в мире. Последнее считается соответствующим не только принципам, но и интересам США, поскольку (как отмечается в последнем издании «Стратегии национальной безопасности в новом столетии») «демократические режимы более склонны сотрудничать друг с другом для отражения общих угроз, они поощряют свободную торговлю и устойчивое экономическое развитие. Такие режимы реже развязывают войны и нарушают права своих граждан. Поэтому всемирная тенденция продвижения к рынку продвигает и американские интересы».
Этим во многом обосновывается и необходимость руководства миром со стороны США - не только как единственной страны, обладающей необходимыми «волей и возможностями», но и как страны, идеалы и интересы которой в наибольшей степени соответствуют «универсальным ценностям демократии свободы».
Доктрина национальной безопасности США различает три уровня национальных интересов страны.
1.Жизненные национальные интересы (обеспечение выживания, безопасности и жизнедеятельности США; сюда входит безопасность территории США и их союзников, безопасность американских граждан, экономическое благосостояние страны и защита ее важнейших инфраструктур); для защиты этих интересов допускается использование военной силы, в том числе в одностороннем порядке.
2 Важные национальные интересы (затрагивают экономическое благополучие США и требуют соразмерных американских акций, например по поддержанию мира в Боснии).
3. Гуманитарные и другие интересы (противодействие экологическим и гуманитарным бедствиям, помощь в урегулировании межгосударственных и внутренних конфликтов и т.п.). Угрозы безопасности США также разделяются на несколько видов:
• угрозы регионального или государственного уровня (их основными источниками в данное время считаются Иран, Ирак и Северная Корея);
• транснациональные угрозы (терроризм, международная преступность, торговля наркотиками, незаконная торговля оружием, угроза информационной инфраструктуре США);
• распространение опасных технологий, прежде всего по производству ОМУ;
• иностранный шпионаж;
• угрозы, исходящие от «несостоятельных государств» (их неспособность обеспечить устойчивое правление может привести к внутренним конфликтам, гуманитарным кризисам и региональной нестабильности).
Отсутствие прямой военной угрозы существованию США по типу советской времен холодной войны рассматривается Пентагоном как временное явление, а наиболее вероятным сценарием ее возрождения там считают появление «веймарской России» или враждебного Китая как новой великой державы. Поэтому важнейшей задачей военно-политической стратегии США, как отмечал У. Перри (министр обороны США в 1994 - 1997 гг.), является «превентивная оборона», нацеленная, по сути, на участие в формировании военного потенциала этих стран путем расширения взаимодействия и оказания влияния на их военные доктрины и характер военного строительства. В то же время подчеркивается, что США должны сохранять военно-стратегический потенциал, необходимый на случай провала «превентивной обороны» и возрождения большой военной угрозы. Что касается угроз регионального уровня, то основным средством их сдерживания является поддержание военного потенциала, достаточно успешного ведения двух «крупных региональных войн» (вместо «двух с половиной войн» периода разгара холодной войны), наиболее вероятными из которых считаются войны в районах Персидского залива и Корейского полуострова. В целом, как подчеркивается в «Стратегии национальной безопасности», «Соединенные Штаты не позволят какой-либо враждебной