Абсолютный идеализм Г.В.Ф. Гегеля в отечественной философии и истории
Сумин Олег Юрьевич
Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата философских наук
Краснодар 2006
Работа выполнена на кафедре философии Кубанского государственного университета
Общая характеристика работы
Актуальность темы исследования. Актуальность темы диссертационного исследования определяется тем, что метод и система абсолютного идеализма оказываются формой научного мышления в которой разум добивается конкретной определенности отношения к себе самому как ко всеобщему и благодаря этому выясняет принцип научного познания всей особенной реальности.
Характерная особенность отечественной философии и культуры заключается в том, что история становления русской мысли в определенных пунктах оказалась совпадающей с историей развития этой системы. Свидетельством этого является не только конкретное содержание истории русской философии, но и сам объективный процесс развития российского государства в ХХ в.
Система абсолютного идеализма представляет собой результат всего историко-философского процесса. К истории ее дальнейшего развития нужно отнести и русскую мысль ХIХ – ХХ вв. Она есть не только необходимое продолжение древнегреческой и немецкой классики, но и «Борьба за Логос» (В.Ф. Эрн), борьба за диалектику и духовную свободу европейской философской мысли. В условиях того мировоззренческого кризиса, в котором оказалось общественное сознание постсоветской России, обращение к гегелевскому принципу спекулятивного диалектического мышления представляется своевременным и необходимым.
Диссертационное исследование ставит перед собой задачу доказать, что даже после советской эпохи, во многом разрушившей традиционные религиозные ценности и идеалы русского народа, положение России все-таки не столь трагично. Духовная свобода давно уже получила возможность не только религиозного, а разумно-философского познания. Западно-христианские этические ценности в ХIХ в. приобрели вид философской идеи, выраженной немецкой классической философией. Дух христианской этики (не только западно-христианской, а христианской этики вообще, включая и православную) с этого момента открыт для всех народов в свободной форме разумно-необходимого философского дискурса. С появлением системы абсолютного идеализма разум знает себя уже не только в особенных формах искусства и религии, не только определяет себя в форме распавшихся во времени случайных философских учений, но раскрыт для себя всецело, необходимо как универсальная, единая для всего человечества философская система разумного. Россия, таким образом, наравне с остальными народами имеет возможность строить свое бытие, основываясь не только на религиозной морали (которая тоже разумна, но ее разумность субъективно-чувственна), но всецело на этих философских началах. Иными словами, с философско-исторической точки зрения советская эпоха содержит в себе массу оснований, позволяющих объяснять ее как период исторической объективации всеобщей философской идеи. Россия, таким образом, имеет на своей национальной почве самое бесценное богатство: не только развитый религиозный разум (который всегда в той или иной степени партикулярен), но и всеобщий философский дух. Этот последний, однако, все еще не раскрыт, так как в коммунизме философский разум проявил себя лишь на уровне объективного явления. Но именно этот факт дает русским основание освободиться от комплекса исторического неудачника, перестать искать примеры для подражания на стороне и найти духовный центр не только в западной культуре, но и в собственной.
Степень разработанности проблемы. В диссертационной работе ставится вопрос о том, как историко-философский процесс, достигнув всеобщности развития в себе самом в ХІХ в., далее оказывается движущей силой исторической реальности ХІХ и ХХ вв. Сам характер исследуемого предмета, таким образом, диктует то обстоятельство, что работа начинается с историко-философского материала, а затем переходит в философско-историческую плоскость. Требование единства этих двух моментов – особенность данного диссертационного исследования, тем более, что в современной исследовательской литературе эти две составляющие, как правило, изолированы друг от друга: научный интерес сосредотачивается либо на историко-философском аспекте, либо на философско-историческом.
Относительно определения места философии абсолютного идеализма в истории русской мысли можно сказать, что все известные историки русской мысли: Э.Л. Радлов, В.В. Зеньковский, Г.В. Флоровский, Н.О. Лосский, Б.В. Яковенко и др., а затем и писавшие о русской философии ХIХ–ХХ вв.[1] обязательно уделяют внимание истории гегелевских идей на русской почве. Однако во всех работах, посвященных истории русской философии, абсолютный идеализм рассматривается лишь как эпизод, хотя и важный, существенный, но в целом преходящий. Принципом построения таких историй русской философии выступает чаще всего хронология, а вывод, результат рассмотрения этого развития русского духа зависит от умонастроения авторов: в традиции дворянской мысли этим умонастроением являлась христианская религия, а в советский период – марксистская идеология. Соответственно первые всегда приводили процесс развития русской мысли в религиозное лоно, а вторые – в жесткие объятия диалектического материализма. Таким образом, в существующей исследовательской литературе нами не было обнаружено такого подхода к истории русской философии, который бы стремился рассмотреть ее во взаимодействии с гегелевскими идеями с точки зрения самого абсолютного идеализма.
Одним из немногих исключений является фундаментальная историко-философская работа Д.И. Чижевского «Гегель в России» (Париж, 1939).
Д.И. Чижевский одним из первых задался вопросом о судьбе идей гегелевской философии не только в России, но и у славян в целом, сформулировал необходимый взгляд на историю русской мысли. История русского, философского, а не религиозного, разума есть именно история русского отношения к Гегелю. Но этот абсолютно верно намеченный Д.И. Чижевским взгляд был осуществлен им с позиций если и не тождественных другим историкам русской мысли, то им близких, которые также являются недостаточно философскими.
Уникальная по своему исполнению и изяществу языка работа Д.И. Чижевского настолько скрупулезно отслеживает все, даже самые незначительные следы философии Гегеля в дореволюционной России, что с точки зрения эмпирического собирания фактов по этой теме и в данных хронологических границах ее можно считать едва ли не исчерпавшей большую часть этого вопроса. Но с концептуальной стороны работа Д.И. Чижевского представляется далеко не удовлетворяющей современную потребность в осмыслении судеб русского гегельянства.
Недостаток его позиции явствует уже из его формулировки цели работы, которая должна показать: «...Своеобразность положения мотивов гегельянской философии в структуре русской духовности»[2] .
«Своеобразность» и «мотивы» слишком неопределенные слова и уж во всяком случае не философские понятия. Показ своеобразности есть показ особенных сторон предмета. Д.И. Чижевский, таким образом, не ставит перед собой философской цели – показать всеобщий характер исследуемого явления. «Русская духовность» для него есть некая структура, в которой «гегельянство» является «одним из элементов». Данное отношение нужно охарактеризовать как позитивное описание фактов изучения Гегеля в России в ряду остального фактологического изучения истории русского мышления. Работа Чижевского о философии написана с нефилософских позиций. Но даже и это – чисто эмпирическое изучение выбранного Чижевским предмета – позволяет ему прийти к выводам, достаточно нетрадиционным для эмпирической истории русской мысли. После ознакомления с историей русского гегельянства у него складывается убеждение, что влияние философии Гегеля является «кульминационным пунктом немецкого влияния в России». В этом отношении с Гегелем не могут сравниться ни Шиллер, ни Шеллинг, влияние которых на русскую культуру широко известно[3] .
Опытная констатация этого положения, подкрепленная большим количеством фактов, очень важна для нашей культуры, потому что доминирующим является мнение, что Россия быстро «переболела» Гегелем, как некоей детской болезнью, еще в середине XIX в. вместе с Герценом и Белинским и теперь имеет против него «прививку». Книга же Чижевского показывает, что отношение России к философии Гегеля не столь однозначно. С одной стороны, она впервые со всей эмпирической отчетливостью демонстрирует широту масштаба популярности идей этой философии в образованных кругах в середине XIX в., с другой – показывает, что вопреки этому повсеместному увлечению само гегельянство зачастую носило в России, и прежде всего у Белинского, достаточно поверхностный характер. Кроме того, Д.И. Чижевский отмечает, что понятия этой философии продолжают жить в русской культуре даже в период формального отталкивания от абсолютного идеализма, сохраняя себя в качестве частных мотивов: «Целый ряд частных мотивов гегельянства появляется после "сороковых годов" снова и снова у мыслителей самых различных течений. Эти мотивы проникают тайными путями, эти элементы просачиваются по подземным жилам всюду и везде. Если в сороковых годах в России "время гегельянствовало", то после сороковых годов оказалось возможно быть гегельянцем, об этом ничего не зная»[4] .
Таковы те главнейшие результаты, которых добивается Чижевский. Все эти выводы, однако, лишь впервые блестяще доказывают факт необычайно сильной связи русской культуры с Гегелем. Но разумная определенность этого факта Чижевским не выясняется. Изложение остается на уровне констатации, а не осмысления факта. Само деление работы Чижевского чисто хронологическое. С точки зрения философской идеи этих мыслителей необходимо рассматривать не так, как они выступили во времени, а по принципу глубины их проникновения в содержание этой идеи.
В самой общей формулировке проблема, к которой обратился Чижевский, должна звучать следующим образом: в чем состоит всеобщая, разумная, а не общекультурная необходимость обращения русской культуры к Гегелю? И только ответ на этот вопрос может внести ясность в специфику отношения русских к Гегелю, их необычайную увлеченность гегельянством уже с первых лет его появления в отечественной культуре.
Д.И. Чижевский обращается к истории философской системы, которая в качестве своего основного лейтмотива содержит требование показа разумной необходимости всех предметов, но сам при этом не отвечает ни на вопрос о том, необходима ли в себе самой система Гегеля, ни на вопрос, необходимым ли был для русской культуры этот усиленный интерес к философии Гегеля?
Именно эта недостаточная определенность Чижевского в отношении философии Гегеля, предмета философии как такового приводит к тому, что и история русского гегельянства дана им с нефилософских, чисто историко-описательных позиций. Неслучайность, необходимость отношения русских к Гегелю им не выявлена.
Примечательным является стремление Чижевского провести тезис, что связь с этой философией в России не прерывалась никогда – даже в период полнейшего подавления свободы философской мысли в России. Это стремление и ряд других особенностей показывают, что Чижевский чувствует неслучайный характер связи русской культуры с Гегелем.
Несмотря на неудовлетворительность спекулятивно-философской стороны работы Чижевского, мы должны оправдать этот его позитивный подход. Для того чтобы вскрыть необходимый характер всякого явления, нужна тотальная его развитость. Чижевский же берется за изучение истории русского гегельянства в тот период, когда эта история еще не завершена. Полная история отношения русских к Гегелю должна включать и историю этого отношения в рамках коммунистической эпохи, вплоть до ее духовной исчерпанности. Только в этом виде мы имеем всю развитость этого явления и только в этом случае нам может стать ясным его разумный характер. Чижевский же берется за его изучение в тот период, когда тотальность этого явления еще не развита. Естественно, что он не может дать нам ничего, кроме эмпирического описания той стадии этого явления, которая уже совершилась. Но даже и по этому отрывку он успевает осознать некую судьбоносность непреодолимого притяжения России к философской идее.
Помимо монографии Д.И. Чижевского важное место в методологической базе нашей работы занимают труды исследователей абсолютного идеализма Г.В.Ф. Гегеля и его философско-исторической составляющей. К ним относятся исследования известных российских ученых: В.Ф. Асмуса, К.С. Бакрадзе, М.Ф. Быковой, П.П. Гайденко, А.В. Гулыги, Ю.Н. Давыдова, Э.В. Ильенкова, В.Ж. Келле, В.Н. Кузнецова, А.М. Каримского, М.А. Кисселя, Л.А. Когана, В.А. Малинина, М.К. Мамардашвили, Н.В. Мотрошиловой, В.С. Нерсесянца, Ю.В. Перова, М.М. Рубинштейна, К.А. Сергеева, М.И. Челидзе, Б.В. Яковенко[5] , а также зарубежных авторов: Р. Ахлерса, Г. Гадамера, Ж. Д'Ондта, Дж. Келли, Б. Кроче, Дж. Мак-Таггарта, Р. Маурера, Дж. О'Брайана, Ж. Планти-Бонжур, Ч. Тэйлора, Б. Уилкинса, Дж. Эспозито[6] .
Анализ позитивного логико-методологического материала, представленного в исследованиях перечисленных авторов, позволил нам сформулировать собственную концепцию истории русской философии как последовательного развертывания определенностей философии абсолютного идеализма.
Что же касается философско-исторического аспекта, то в принципе уже стала общеизвестной тяга русской мысли к историософии (по выражению, например, В.В.Зеньковского, русская философская мысль «сплошь историософична, она постоянно обращена к вопросам о смысле истории, конце истории и т.п.»), но, быть может, не будет преувеличением сказать, что и до сих пор на поставленный еще Чаадаевым вопрос нет более определенного ответа кроме того, что Россия, русская история имеют своеобразие, заключающееся в единстве европейского и азиатского начал и что ее православные корни содержат в себе некую глубину понимания христианской идеи, которую утеряли западные разновидности христианства. Имеется большое количество литературы о «русской идее», но эти выводы, сформулированные еще в прошлом веке, не претерпевают принципиальных изменений и лишь увеличиваются количественно. Причиной этого является то, что методологией в данном случае выступает опять же либо точка зрения христианской религии, каковую мы находим в качестве принципа у того же Чаадаева, Хомякова, Соловьева и их современных последователей, либо многообразные культурологические представления о ходе всемирно-исторического процесса, которые были созданы усилиями Шпенглера, Тойнби, Коллингвуда и иных западных и отечественных мыслителей. К этим последним в качестве одного из «столпов» философии истории обязательно добавляется и автор системы абсолютного идеализма, но при этом созданная в рамках этой системы метафизика истории опять-таки рассматривается лишь как одна из многих.
В свете выявленного историко-философского противоречия представляется актуальной концепция Б.В. Яковенко, автора таких фундаментальных работ, как «История гегельянства в России»[7] , «История русской философии» и др. Согласно ей влияние гегелевской системы на русскую мысль «было столь явным и значительным, а иногда и столь определяющим и глубоким, что… можно было бы написать историю русской мысли, беря это влияние в качестве отправного пункта… Не будет преувеличением сказать, что ни в какой другой стране (включая саму Германию) влияние гегелевской мысли не было столь значительным – по диапазону и интенсивности, – как в России»[8] .
Близкую к этой историко-философской позиции точку зрения мы находим в работах современного ростовского исследователя А.Н. Ерыгина, который на протяжении многих лет подчеркивает в своих работах необходимую связь исторической и правовой русской мысли с Гегелем, отмечает «уникальный» характер философии истории Гегеля, говорит о необходимости рассмотреть русскую историю «глазами разума», вплотную подходит к ключевой для построения русской философии истории проблеме соотношения объективного и абсолютного духа у Гегеля[9] .
Таким образом, общее состояние современной исследовательской мысли по диссертационной проблеме таково, что на сегодняшний день в ней отражены преимущественно позитивные, историко-фактологические концепции развития философии абсолютного идеализма в России. Однако это историко-фактологическое отражение имеет в основном хронологический, а не единый идейно-систематический характер, что выявляет проблему спекулятивного обобщения и объяснения имеющегося позитивного историко-философского материала.
Основная тенденция отечественных и зарубежных работ по проблематике идеи гегелевской философии в контексте идеи русской философской мысли заключается в том, что они не уделяют должного внимания вопросу о логической взаимосвязи этих идей. Не случайно не обнаружено ни одной специальной монографической или диссертационной работы, в которой вопрос об абсолютном идеализме Г.В.Ф. Гегеля в отечественной философии и истории был бы сформулирован в едином спекулятивно-диалектическом ключе.
Указанное обстоятельство определяет соответствующую направленность настоящей диссертационной работы, ее стремление дать целостное историко-философское и историософское объяснение развития философии абсолютного идеализма в духовной жизни.
Объект диссертационного исследования – абсолютный идеализм Г.В.Ф. Гегеля как феномен духовной жизни России в ее философских и культурно-исторических составляющих, предмет – развитиe философии абсолютного идеализма Г.В.Ф. Гегеля в России в ХIХ–ХХ вв.
Цель и задачи исследования. Основная цель диссертации заключается в том, чтобы выявить и проанализировать основные этапы и формы развития абсолютного идеализма