Научное и вненаучное мышление: скользящая граница
“Мы считаем, что находимся на пути к новому синтезу, новой концепции природы, - пишут И.Пригожин и И.Стенгерс. - Возможно, когда-нибудь нам удастся слить воедино западную традицию, придающую первостепенное значение экспериментированию и количественным формулировкам, и такую традицию, как китайская, с ее представлениями о спонтанно изменяющемся самоорганизующемся мире”.[viii] А вот что говорят исследователи концепции самоорганизации В.И.Аршинов и В.Г.Буданов: “Концепция динамического хаоса предполагает новую, открытую форму рациональности. Эта форма рациональности включает в себя три основные типа. Первый тип - верований, примет, народной мудрости. Это, по сути, целостный вероятностный взгляд на стохастическую структуру реальности. Второй, противоположный ему детерминистический взгляд классической науки, справедливый на малых временах горизонта предсказуемости. И третий, “примиряющий” тип исторически локальной рациональности, по-видимому, свойственный в разной степени средневековой культуре и обыденному мировосприятию. Обнаруживаемое в динамическом хаосе внутреннее единство всех трех типов рациональности, обосновывает возможность становления в современной культуре обобщенной рациональности, в контексте которой наука и практическая мудрость действительно нуждаются друг в друге”.[ix]
Б. Выдающийся американский психолог Дж. Гибсон в течение нескольких десятилетий на основании своих эмпирических исследований развивал теорию восприятия (на примере зрительного восприятия), которую он связал с “экологическим подходом”[x] . Хорошо известно, что традиционная теория восприятия обнаруживает целый ряд принципиальных трудностей: как психологического, так и философского характера. Это и объяснение инвариантности перцептивного образа, и проблема “проекции” сетчаточного и нейронно-мозгового образа на мир реальных объектов и др. Известны различные поправки в традиционную теорию, особенно в психологии XX века (в работах гештальт-психологов, Ж.Пиаже и др.). С точки зрения Гибсона все эти поправки недостаточно радикальны, ибо не касаются самых существенных предпосылок традиционного исследования восприятия: во-первых, тезиса о том, что восприятие - это процесс, происходящий “внутри” человека (“внутри” его сознания или его мозга), что это процесс переработки результатов внешнего воздействия на органы чувств, во-вторых, мнения о том, что для понимания процессов, происходящих между воспринимаемым предметом и воспринимающим субъектом необходимо использовать данные современной науки, которая раскрывает природу объективного мира (в частности, физики, геометрической оптики в случае зрительного восприятия и т.д.). Гибсон развивает концепцию (и подтверждает ее результатами своих широко известных эмпирических исследований), согласно которой восприятие - это не процесс “внутри” субъекта, а способ действия субъекта в мире. Имеет место не наложение на мир объектов результатов конструкторской деятельности сознания, как это предполагала психологическая традиция, солидарная с той традицией “философии субъективности”, о которой ранее шла речь в этом тексте, а в некотором смысле “прямое” извлечение информации из реального окружения, в котором живет и действует воспринимающий субъект. Я не имею возможности сколько-нибудь подробно излагать идеи Гибсона, которые во многих отношениях необычны и радикальны. Хочу подчеркнуть лишь один пункт, существенный для темы моего доклада. Гибсон обращает внимание на то, что новый подход к изучению восприятия возможен только в том случае, если мы откажемся от отождествления структуры реальности с той ее картиной, которую дает современное естествознание, в частности, физика. Речь не идет о том, что эта картина ложна. Но она характеризует лишь определенный уровень реальности, как раз тот, с которым воспринимающее существо (как животное, так и человек) непосредственно дела не имеет. Воспринимаемый мир - это не физический, а окружающий мир, онтология которого весьма отличается от физической. Гибсон строит в этой связи весьма специфическую онтологию, не похожую не только на ту, с которой имеет дело современная наука, но и на те онтологические конструкции, которые предлагались европейской философией за последние столетия. Согласно Гибсону окружающая среда включает такие, например, элементы, как, вещества, среды, поверхности, прикрепленные и неприкрепленные объекты, места, выпуклости и вогнутости, пути, события и т.д. ( и не включает, например, пространства и времени). Гибсон отказывается также от геометрической оптики для объяснения способов распространения света - а без понимания движения света невозможно понять , как осуществляется зрительное восприятие - и создает для нужд своей концепции специфическую теорию объемлющего оптического строя. В онтологии окружающего мира по Гибсону существуют абсолютный верх и абсолютный низ. Да и вообще эта онтология, претендующая на то, чтобы раскрыть некоторые глубинные основания обыденного сознания и в некоторых отношениях напоминающая аристотелевскую физику, на первый взгляд кажется не только вне-научной, но даже и антинаучной. Я хочу однако подчеркнуть, что речь идет именно о науке (имеющей разработанную специальную теорию и множество экспериментально полученных фактов), но о такой, которая предлагает некоторый альтернативный способ исследования и ассимилирует ряд вне-научных представлений.
В. Со времени возникновения экспериментальной психологии (конец XIX века ) в ней всегда были сильно выражены попытки создания системы знания, подобного классическому экспериментальному естествознанию. На это ориентировался и основатель экспериментальной психологии В.Вундт, и основатель психоанализа Фрейд, и основатель бихевиоризма Уотсон. Подобную же попытку построения психологии по образцу классического научного знания предпринимали крупнейшие советские психологи: Л. Выготский и А.Леонтьев. Другое дело, что на практике этот идеал выдерживался лишь в редких случаях, что эксперимент, подобный естественнонаучному, в психологии оказывался возможным лишь иногда (Выготский ввел понятие "развивающего эксперимента ", который в строгом смысле экспериментом не является ).
В 50-ые, 60-ые гг. в США выступила группа психологов (У.Олпорт, А.Маслоу, К.Роджерс, Р.Мэй), основавших т.н. движение гуманистической психологии и выдвинувших тезис о том, что психология в принципе не является наукой того типа, который до сих пор рассматривался как единственно выражающий научность и что наши общие представления об идеалах знания и целях науки должны быть пересмотрены. Так, например, с точки зрения А.Маслоу знание, касающееся человека, не может быть знанием экспериментальным, а только лишь знанием экспериентальным, т.е. базирующемся на непосредственных данных человеческих переживаний. В психологическом исследовании должно происходить слияние исследователя с объектом изучения.[xi] Согласно К. Роджерсу в процессе психотерапии возникает экспириентальное единство, ситуация, в которой терапевт и пациент вместе попадают в поток субъективного аутентичного становления, взаимоотношения по типу "Я-Ты". Это тот вид учения или процесс самопознания, которому нельзя научить, его можно только пережить [xii] В более позднее время подобные идеи развивал А.Джиорджи.[xiii]
Особое внимание привлекает разгоревшаяся недавно дискуссия среди российских психологов о статусе психологического знания. Группа психологов и философов выступили с резкой критикой естественнонаучного идеала в психологии (и в этой связи с критикой влиятельной в советской психологии и хорошо известной за рубежом психологической теории деятельности А. Леонтьева ). Этому идеалу был противопоставлен идеал психологии как принципиально гуманитарной дисциплины. Так, например, один из участников этой дискуссии В.Розин подчеркивает, что в отношении человека не проходит инженерная установка - овладеть, подчинить, управлять, а также естественнонаучная установка - описать процессы и условия, их определяющие. [xiv] [xv] Другой участник дискуссии А.Пузырей считает, что в психологии эксперимент невозможен, в частности, потому, что принципиально невозможно изъять из эксперимента самого исследователя, отделив его от объекта изучения.
Для сторонников т.н. “коммуникационного” подхода в психологии, пытающихся опереться на некоторые идеи М.Бахтина, важно подчеркнуть, что в процессе психологического исследования исследователь вступает в особые коммуникативные отношения с исследуемым, в которых последний не просто изучается как внешний объект, а в некотором смысле самообнаруживается, как бы раскрывается навстречу другому. Ясно, что в этом случае научное мышление выступает весьма специфическим образом и в некоторых важных отношениях весьма сближается с познавательными действиями участника диалога в обычной жизни.
4. Позволю себе сформулировать некоторые выводы. Научное мышление - один из способов познания реальности, существующий наряду с другими и в принципе не могущий вытеснить эти другие. Но разные способы мышления не просто сосуществуют, а взаимодействуют друг с другом, ведут постоянный диалог (включающий и взаимную критику) и меняются в результате этого диалога. Поэтому сама граница между научными и вне-научными формами мышления является гибкой, скользящей, исторически изменчивой. Наше представление о науке и научности исторически условно, оно меняется и будет меняться (хотя в каждый данный момент и в определенной дисциплине оно более или менее определено). В современной ситуации, в условиях трансформации технологической цивилизации весьма плодотворным является взаимодействие науки с другими познавательными традициями. Особенно значимым такое взаимодействие представляется для наук о человеке.
[i] Я хотел бы специально подчеркнуть, что наука отнюдь не возникает впервые в Новое Время. Есть все основания говорить об античной и средневековой науке, которые в целом ряде существенных отношений (в том числе и в отношении к вне-научному мышлению) отличаются от современной науки, ибо развиваются в рамках иных мировоззренческих (познавательных и ценностных)установок. Современная наука возможна в определенной культурно-исторической ситуации и в рамках специфической установки в отношении мира природных и социальных объектов.
[ii] Поэтому теория в рамках античной науки выступает как в сущности развертывание некоторого изначально данного содержания, которое созерцается, интуитивно схватывается. Отсюда и буквальный смысл слова “теория”: созерцание.
[iii] Из сказанного никоим образом не вытекает понимание теории как особого рода записи процедур реальной экспериментальной деятельности (подобное понимание предлагал операционализм, с точки зрения которого содержание всех осмысленных научных понятий сводится к совокупности экспериментальных операций измерения). В действительности зависимость здесь прямо противоположная: реальный эксперимент предполагает эксперимент идеальный, вовсе не сводимый к первому. Между идеальным и реальным экспериментом не может быть совпадения. Научное теоретическое мышление выступает не как идеальное копирование процедур реального эксперимента, а как создание условий для последнего. Теория выражает не текущую экспериментальную практику, а глубинные возможности проективно-конструктивного отношения к миру. Тем более нельзя принять точку зрения логического позитивизма, согласно которой научная теория - это не что иное, как особого рода запись эмпирических данных. Последняя точка зрения не схватывает специфических особенностей современной науки, которая не столько описывает эмпирические данные, сколько их конструирует, производит в процессе эксперимента, который в свою очередь предполагает соответствующие теоретические предпосылки.
[iv] Крайний случай сциентизма и технократизма, его своеобразное доведение до логического конца - это идея о возможности преобразования на научной основе физической и психической природы самого человека. Именно эта идея была важной составной частью той идеологии, которая в течение многих десятилетий господствовала в Советском Союзе. Рационализация всех природных и социальных феноменов, позволяющая контролировать стихийные процессы и управлять ими рассматривалась в этой идеологии как высшее выражение гуманизации действительности, как проявление творческой мощи человека. В этой связи следует заметить, что ряд особенностей того тоталитарного аппарата, который возник в нашей стране, обязан своим происхождением именно идее о возможности и необходимости разумного управления социальными процессами, основанного на их рациональной калькуляции (как раз такой подход отождествлялся в свое время с созданием “прозрачных” социальных отношений, т.е. их гуманизацией и рационализацией).
[v] В декартовой терминологии это понимается как мышление (отсюда его знаменитое положение:”Мыслю, следовательно существую”). Иными словами мышление истолковывается в самом широком смысле, когда к нему относятся по сути дела все акты сознания.
[vi] Ср. следующие рассуждения Спинозы о сущности круга. Круг можно определить как “фигуру, у которой линии, проведенные от центра к окружности, равны...” (Б.Спиноза. Избранные произведения. М., 1957, т.1, с.352). Однако такая дефиниция, считает Спиноза, “совсем не выражает сущности круга, а только некоторое его свойство” (там же), к тому же свойство производное, вторичное. Это всего лишь номинальная дефиниция. Реальная дефиниция должна выражать ближайшую причину вещи, а это, по мнению Спинозы, равносильно заданию способа построения вещи. В этом случае круг должен быть определен как “фигура, описываемая какой-либо линией, один конец которой закреплен, а другой подвижен” (там же).
[vii] Поэтому - то вещь в себе, которая не является продуктом деятельности субъекта, не может быть познана.
[viii] И.Пригожин, И.Стенгерс. Порядок из хаоса. М., 1986, с.65-66
[ix] В.И.Аршинов, В.Г.Буданов. Синергетика - эволюционный аспект. “Самоорганизация и наука: опыт философского осмысления”. М., 1994, с.241-242
[x] Дж.Гибсон. Экологический подход к зрительному восприятию. М., 1988
[xi] A.Maslow. Toward a psychology of being. N.Y.1962
[xii] C.Rogers. On becoming a person. Boston. 1961
[xiii] A.Giorgi. Psychology as a human science. N.Y. 1970
[xiv] В.М.Розин. Психология и культурное развитие человека. М., 1994, сс.22-54.