Суд в Московском государстве
В Киевской Руси одной из обязанностей князя было «судити людем в правду», «по праву», «по старине и пошлине». В пользу князя, как верховного судьи, шли различные судебные пени и штрафы. Таким образом суд был для князя доходной статьей.
Князь судил виновных и разбирал споры сам или через своих тиунов. Судебные дела решало также и вече. По делам духовным, т. е. касавшимся церкви или людей, принадлежавших к церкви, судьями были митрополит и епископы.
Судили по обычаю, как повелось от дедов, или, если возникал новый небывалый случай, судьи ждали указания от князя или от веча. Раз данное такое указание продолжало служить руководством и дальше, если возникал опять такой же случай. Судебные обычаи частью передавались по памяти, частью были записаны. Такой записью древних судебных обычаев были, например, Русская Правда, Псковская Судная грамота, составленная в XIX веке, Новгородская Судная 1475 г.; древние судебные обычаи записаны также в договоре смоленского князя Мстислава с Ригой, Готландом и немецкими городами, заключенном в 1229 г. Много судебных обычаев записано в судебных грамотах, купчих, рядных и уставных, дошедших до нас от XII и XIV вв. Законы церковные собраны в «Уставе Владимира Св. о церковных судах», в «Уставе Ярослава Мудрого о церковных судах», в «Уставе великого князя Всеволода о церковных судех и о мерилех торговых» и в других памятниках.
Но обычаи суда в разных местах были не одинаковы, судьи, особенно недобросовестные, могли толковать обычаи, как хотели, так что возникало много вражды и неудовольствия.
С XIII века в северо-восточной Руси начинает устанавливаться порядок и строй жизни, которые определяются выражением «удельный». Эта удельная Русь распадалась на множество больших и малых княжений, живших каждое своей обособленной жизнью. Во главе каждого княжения стоял удельный князь – собственник всей земли своего княжения. Он правил этой землей через своих наместников и волостелей; эти наместники и волостели князя были и судьями для жителей тех волостей, которыми управляли; как за управление, так и за суд они получали корм с населения в виде различных судебных пеней и штрафов; волостели и наместники судили свободное волостное и посадское население, сидевшее на землях «черных».
Но в удельном княжестве были еще земли дворцовые, были «пути» - отдельные доходные статьи князя, к которым приписывали земли и людей в различных местах княжества; этими «путями» управляли «бояре путные» и «путники», иногда лица, лично зависимые от князя, его собственные холопы, взысканные за верность милостью князя; «путные бояре» и «путники» были и судьями над людьми, приписанными к их путям. В удельных княжествах были затем вотчины богатых бояр и монастырей, на землях этих вотчин проживало немало народа, арендовавшего землю у этих владельцев, или зависевших от них по долгу, найму, закладников и т. п. Судьями над этими людьми являлись вотчинники – боярин, монастырь. В жалованных грамотах, которые князья давали вотчинникам, подтверждая их права на владение, обыкновенно оговаривалось и право суда вотчинников в пределах их вотчин: «а ведает свои люди сам (боярин или игумен) или кому прикажет, а кому будет чего искать (на боярине или игумене) ино их сужу яз сам князь великий, или боярин введенный».
Таким образом в удельное время прямая судебная власть князя действовала не во всей земле его княжения и не над всем населением; рядом с судом князя, в равном с ним положении, был суд владельческий – бояр и монастырских игуменов в их владениях; даже княжеские «наместники» и «волостели» судили не от имени князя, а от своего и получаемый от суда доход сдавали не в княжескую казну, а брали себе, как «корм», т. е. как свой личный доход. Наместники и волостели не имели права вмешиваться в суд вотчинников. Когда возникали дела, затрагивавшие лиц, тянувших по суду к разным судьям, когда, например, истец должен был судиться у наместника, а ответчик, живший на монастырской земле, знал только суд своего игумена, то назначался «сместный суд»; наместник князя и посланный игуменом старец съезжались в таком случае «на рубеже» соседящих областей, людьми которых значились истец и ответчик, и совместно, т. е. сообща разбирали такое дело; всеми судными доходами местные судьи делились поровну, и виновный платил, что с него причиталось, на обе стороны. Если такие «вобчие» судьи не могли даже после долгой «при», т. е. судебного спора, прийти к единогласному решению, то они обращались к третейскому суду , «заряжали себе третьяго», которому и отдавали на окончательное решение спорное дело; таким третейским судьей мог быть какой-либо князь, игумен, боярин, «кого себе излюбят» сместные судьи, не «доспевшие» согласно приговора.
О том, что в подобном случае следовало бы обратиться к князю, как решительному судье, не слыхать в тогдашней жизни. Государственного суда, как мы его понимаем, в удельное время не существует, потому что не существует еще и государства; удельное княжество прежде всего вотчинное владение, хозяйство каждого данного князя, и суд в этом княжестве-вотчине – одна из многих доходных статей князя-хозяина и теснейшим образом связан с управлением: управитель и судья всегда совмещаются в одном лице, и судебная деятельность является одной из сторон деятельности по управлению. А так как управление имело своей задачей собрать больше прибытка, то и суд действовал в удельное время больше всего как доходная статья. С этой точки зрения суд в удельные времена стремится, налагая наказание на виновного, наказать его так, чтобы судье было прибыточно, а не убыточно; убыточны были такие наказания, как ссылка, смертная казнь, а прибыточны – пеня и штраф.
Поэтому суд удельных времен тщательно бережет еще от времен Русской Правды доставшееся ему воззрение на преступление, как на хозяйственный ущерб, который преступник должен возместить, заплатив штраф и пеню; в удельное время исчезает, напр., из обычая такое наказание, как «поток и разграбление», которое по Русской Правде назначалось за конокрадство и состояло в том, что виновного изгоняли, может быть, даже казнили смертью, а имущество его разбирали по рукам; в удельное время поток и разграбление понимают так, что виновного отдают в холопство, т. е. рабство, а именье его «отписывают», т. е. конфискуют, отбирают в казну государя.
Когда все судебные штрафы и взыскания поступали в пользу судьи, составляли его «корм», то судья, являвшийся к тому же всегда и управителем, был особенно заинтересован в том, чтобы к нему поступало на суд возможно больше всякого рода тяжебных дел и преступлений: ведь это все только увеличивало его «корм»; судьи удельных времен явно ведут дело так, чтобы набрать себе побольше прибытка, а поступающие к ним дела затягивают, чтобы иметь побольше корма с тяжущихся и подсудимых. Тогда и наступили времена, о которых пишет псковской летописец XV века, характеризуя судей своего времени: «у наместников и у их тиунов и у дьяков великого князя правда их, крестное целование, взлетела на небо, а кривда в них нача ходити, и нача быти многая злая в них». Тогда создалось народное сказание о Шемякином суде, суд стал страшен, разорителен, потому что в основу его легло не восстановление попранной злой волей правды, а выгоды судьи.
Московское государство возникло из удельного княжества, создавалось постепенно, по мере того, как Москва вбирала в свои пределы и под высокую руку московского государя удельные княжества. Этот рост Москвы был, однако, ростом удельного княжества, т. е. удельные порядки продолжали существовать на всей территории, какая составила землю Московского государства, и московский великий государь, царь и самодержавец вырастал в это свое значение, оставаясь во многом по характеру своей власти удельным государем. Поскольку новое государство в своем устройстве оставалось удельным княжеством, постольку в нем жили и продолжали действовать начала, создавшиеся в удельное время, только теперь они действуют не более обширной территории.
Но когда защита и охрана всей великорусской страны легли на московского государя, то стало необходимым позаботиться, чтобы суд во всех частях страны был устроен одинаково и как можно меньше зависел от самоволья судей.
Старые и новые течения в практике суда московских времен мешались самым причудливым образом; установить когда именно суд нового характера сменил прежние удельные порядки, невозможно; при таких условиях государственный характер обновляемого суда в значительной мере являлся невыдержанным и выступал далеко не всегда явственно. Новое содержание было скрыто под старыми формами. Но то новое, что неизбежно несло с собой это превращение удельного княжества в государство, не могло отражаться на устройстве суда. Самое важное в этом новом было то, что устанавливалась известная обязательная зависимость между «всякими судьями» и центральной властью.
Ради всего этого при Иване III, в 1497 году, было издано письменное собрание законов и установлен порядок суда. Это собрание законов получило название Судебника.
При внуке Ивана III, царе Иване Васильевиче Грозном, Судебник был пересмотрен (в 1550 г.), дополнен новыми статьями, и приказано было руководствоваться вперед при суде им.
В устройстве суда оба Судебника имели много общего. Судьями и в том и в другом являются управители городов и волостей, как было и в удельные времена. По Судебнику Ивана III судили наместники и волостели, по Судебнику Ивана IV стали судить те, кто заменил прежних наместников и волостелей, т. е. воеводы в пограничных городах, земские и губные старосты там, где жители получили право выбирать их себе. Оба Судебника много заботятся, чтобы сделать суд возможно справедливым и нелицеприятным. Судебник Ивана III предписывает присутствовать на суде волостей и наместников избранным к тому населением «лучшим людям». Судебник царя Ивана Грозного указывает, чтобы «лучшие люди» не только присутствовали при суде, но и чтобы скрепляли своими подписями судный список, т. е. подробную запись всего дела. Точную копию судного списка – «противень» - судья должен был вручить старосте, и она хранилась у него. Судебник Ивана Грозного назначает наказания судьям за неправильный суд и за лицеприятие. Если узнается, что судья или дьяк взяли взятку и обвинили несправедливо, то с них приказывалось взыскать весь иск, сколько он стоил, все пошлины втрое и, сверх того, взять штраф, какой государь укажет. Если дьяк, т. е. главный писарь суда, без ведома судьи, взявши взятку, составит судный список или запишет дело не так, как было на суде, то с него приказывалось взыскать половину того, что следовало бы с виновного судьи, и сверх того посадить в тюрьму; если подьячие, т. е. младшие писаря, без ведома судьи или дьяка запишу что-либо не так, взявши взятку, то их били за это кнутом.
Почти целых сто лет, с 1550 г. по 1649 г., судился московский народ по Судебнику Грозного царя. В случаях исключительных, когда Судебник не давал решения, руководствовались царскими указами. Указов накопилось скоро так много, что трудно стало разбираться в их море, к тому же они часто противоречили один другому, а затем многие положения Судебников устарели и оказались не в соответствии с новыми житейскими отношениями, менявшимися и осложнявшимися в трудном и сложном процессе превращения удельных порядков в государственные, который переживал русский народ во второй половине и конце XVI века и в первой половине XVII века. При царе Алексее Михайловиче было составлено в 1649 г. новое собрание законов, названное «Книга Уложенная» или просто – «Уложение».
Уложение по своему содержанию много обширнее и значительнее Судебников, так как охватывает все стороны тогдашнего действующего права и излагает законодательный материал, если не совсем стройно, то все же в достаточно систематизированном виде. Уложение разбито на 25 глав, заключающих в себе 967 статей, в которых изложены основные положения права государственного, уголовного и гражданского судопроизводства и судоустройства, как все это было выработано жизнью Московского государства; затем в Уложении содержится ряд постановлений о стрельцах, казаках, кормчах, дается определенное положение прав и обязанностей отдельных сословных групп, и наконец особенно выделены вопросы важные для того времени – «о денежных мастерах, которые учнут делали воровские деньги», о подделывателях печатей и др. Уложение не только практическое руководство для судьи и управителя, излагающее способы и порядок восстановления нарушенного права, но оно пытается изложить самые основы права и гораздо полнее Судебников охватывает область законодательства. Задачей Уложения являлось дать такой законодательный сборник, по которому «всяких чинов людям от большего до меньшего чину суд и расправа была во всяких делах всем ровна», т. е. чтобы суд и расправа были для всех одинаковы, чтобы и боярина и простого человека судили одним и тем же судом в правду, «не стыдяся лица сильных и избавляя обидимого от руки неправедного». Уложение признает только государственный суд и решительно порывает с унаследованным от отдельных времен порядком передачи суда в пользование и корм отдельным лицам и избавления «по грамоте» от общего порядка суда различных лиц и учреждений. Дополнением к Уложению были так называемые «Новоуказные статьи», «Устав о татебных, разбойных и убийственных делах», изданный в 1669 году, закон «о поместьях и вотчинах» 1676 года и некоторые другие узаконения.
Таковы были собрания законов Московского государства, по которым чудился московский люд XV-XVII вв.
Как в удельное время суд принадлежал удельному князю, так и в Московском государстве XV-го и первой половины XVI века он принадлежал царю, великому государю. К нему обращались с жалобами на несправедливость судей, он только мог обменять приговоры, назначать новые, назначать самих судей и сменять их. От государя право судить, т. е. право разбирать споры и наказывать преступления, имели его наместники и волостели. Наместники и волостели «кормились» судом; в их пользу, как жалованье за службу по управлению, шла половина всех штрафов и денежных пеней по суду.
Наместники и волостели московского государя XV-го и первой половины XVI века были, следовательно, так же заинтересованы в суде, как и судьи удельных времен; они так же кормились от суда и так же стремились к тому, чтобы у них судебных дел было больше. Так как в старину суд начинал действовать только тогда, когда к нему обращались тяжущиеся и потерпевшие, то множество дел и преступлений ускользали от суда наместников и волостелей. Народ, не видя правды в суде, предпочитал решать все недоразумения в своей среде полюбовно, мириться «не ставя судей», «не тягався перед судьей», «положа по любви», «не ходя в суд». Наместники и волостели жаловались великому государю, что люди «под суд им не даются», и заботливо стали тянуть к своему суду «прибытка своего для», всякие случаи столкновений и недоразумений среди подвластного им населения. «Учинится бой в пиру», подравшиеся помирятся, но об этом узнает волостель и требует с помирившихся «гривну»; подбросят кому-нибудь на двор чужую вещь или «найдут что во дворе или пустой хоромине»,