Уровни адаптации новаций мировой науки
В СОВЕТСКОМ НАУЧНО-ГЕОГРАФИЧЕСКОМ СООБЩЕСТВЕ
Помимо определения общих принципов взаимоотношений советских и зарубежных географов целесообразно рассмотреть вопрос об уровнях адаптации новинок мировой географической науки. В неявном виде ответ на вопрос достаточно хорошо известен, но его важно осмыслить теоретически. Необходимы специальные работы по изучению особенностей адаптации зарубежных научных новинок в привычной советским географам социо-культурной среде. Это не столь тривиальный предмет как может показаться на первый взгляд. Советское научно-географическое сообщество не однородно. Существуют различные группировки, придерживающиеся различных идеалов и нормативов научно-географического познания. Подобная дифференциация сильно осложняет исследования. Следует учесть, что существующие группы практически не изучены. Это лишь один аспект, а их достаточно много. Необходимы специальные метагеографические исследования, которые не являются прямым приложением к анализу зарубежной географической науки.
Важно четко разграничивать науковедческий и собственно научный аспекты. Науковедческий аспект осмысления зарубежной географической науки связан с изучением ее организации, формальными научно-географическими коммуникациями и т.п. Собственно научный аспект связан с содержанием теорий, конкретных методик и эмпирических исследований. Разграничение обосновывается принципом ориентации познания[1].
Мы выделяем три уровня адаптации новинок зарубежной науки в советском научно-географическом сообществе.
1. Отдельное частное достижение (методика, прием, теоретический тезис, эмпирический результат и т.п.).
2. Теория или методология, претендующая на самостоятельное рассмотрение определенного предмета.
3. Область научно-географического познания (предметная или методологическая), открывающая новые перспективы научно-географического познания в целом. Каждый уровень имеет специфические задачи и проблемы.
Рассмотрим их. Уровень адаптации отдельных частных положений наиболее привычный и благополучный в советской географической науке. Он допускается традиционной позицией, навязываемой научно-географическому сообществу социо-культурной средой. Суть в том, что зарубежные, особенно западные коллеги патологически отстают от советских географов в принципах, но могут опережать их в некоторых частностях. Термин ''некоторые'' не случаен. Он играет важную роль. Адаптация подобного рода приветствуется. Она обогащает советскую географию. Это очевидно даже для предвзятых критиков зарубежной науки.
Сложился ритуал усвоения зарубежного частного достижения в советской географии. Необходимо тщательно оговаривать, что новое положение носит сугубо частный характер и ни в коей мере не ставит под сомнение разумность марксистских основ географии. Боже упаси. Более того, оно подчеркивает их плодотворность и никчемность принципов ''буржуазной'' географии, где реальные достижения не могут быть оценены по достоинству. Можно добавить, что даже авторы достижений не понимают их истинного смысла. Это естественно, так как они не владеют единственно возможной научной методологией. Этот ритуал является одним из достижений сталинско-застойной эпохи в советской географии.
Адаптация подобного рода допускалась даже в годы самого жесткого отношения к зарубежным коллегам. В зависимости от степени жесткости эпохи менялось количество оговорок, которое необходимо было произнести. Подобная адаптация весьма распространена и в неявной форме. По крайней мере, она не всегда декларируется. Суть в том, что тезис известный в мировой, но не очень хорошо известный в советской науке, применяется без ссылок на первоисточники или аналоги. Это результат того, что информация о зарубежной географической науке явно недостаточна и трудно доступна. Подобная форма - естественный результат длительного существования ''железного занавеса''. Кто имеет доступ к зарубежной информации и недостаточно добросовестен, имеет возможность использовать ее под видом собственных разработок. Конкретные случаи приводить не станем. Это заведет слишком далеко от теоретического обсуждения проблемы и осложнит и без того сложное положение.
Примеров усвоения частных достижений зарубежной географической науки, без изменения существующих в советской географии основополагающих принципов, можно привести много. Отметим лишь недавние попытки применения метода мысленных карт, после того как он был разработан в западной географической науке на принципиально другой философско-методологической основе, более 20 лет назад.
Еще раз определим нашу позицию относительно усвоения частных достижений зарубежной географической науки. Подобный подход не имеет плодотворного самостоятельного значения. Он неэффективен. Создается иллюзия включенности советской географической науки в мировую. Любое частное положение (методологическое и теоретическое) вне той системы, в которой оно развилось, отчасти теряет смысл и не является продуктивным. Оно выглядит в рамках новой системы принципов как курьез. Например, методом мысленных, карт вне контекста ''гуманистического '' направления, можно привести к глубокому убеждению, что в западной географии много чудаков далеких от серьезных практических проблем. А вот у нас... и так далее. Метод мысленных карт вырван из философско-методологической системы, в которой он появился и, в рамках которой успешно и широко применяется западными географами. В лучшем случае, такая адаптация несет некоторую пользу в решении узких прикладных вопросов. Но для прогресса географической науки в СССР оно дает мало позитивного. Это скорее способ самообороны от новинок мировой географической науки, сохранения статус кво привычной системы взглядов.
Подобная установка очень устойчива. Она передается как социальная эстафета от одного поколения советских географов к другому. Чтобы перейти на более продуктивные для современного этапа позиции, необходимо выйти на новый уровень метагеографической рефлексии и гражданские позиции связанные с общечеловеческой моралью и принципами вероятностного мышления. Если же придерживаться принципа ''Россия - родина слонов'', пусть даже в неявном виде, плодотворного контакта не получится.
Уровень адаптации достижений зарубежной географической науки, связанный с теориями и методологиями, претендующими на самостоятельное целостное рассмотрение определенной области познания, встречает много возражений. На четком рефлективном уровне негативная позиция к нему выражена слабо. Но она сильна своей неявной вне рефлективной основой, тем что стала естественной. О ней мало задумываются и принимают как данность. Базой отрицания является тезис - советской географии нет необходимости заимствовать принципы методологического и теоретического уровня из работ зарубежных коллег, ввиду их принципиальной порочности. Чего у нас всегда в избытке, так это прогрессивных принципов. И чем хуже положение, тем больше возвышенных принципов. Усвоение инородных новинок неизбежно связано с рефлексией относительно адекватности собственных оснований. Это энтузиазма не вызывает. Ряд вопросов затрагивать просто опасно.
Рассмотрим два примера адаптации новинок мировой географической науки на этом уровне. Первый связан с применением теории центральных мест для анализа системы расселения СССР В.А.Шупером. Второй с применением методологии Лундской школы ''временной'' географии Н.В.Петровым[2] для анализа географии поведения жителей Москвы и столичного региона.
Несмотря на различие областей деятельности у В.А.Шупера и Н.В.Петрова, много общего в отношении к зарубежной науке. Характерно глубокое знание исходной теории и методологии зарубежной географической науки. Эти авторы являются знатоками данных областей. У обоих есть публикации, дающие систематическое изложение основных положений теории центральных мест и Лундской школы. Характерна в этом отношении работа Н.В.Петрова.
Проведено четкое разделение научных и идеологических аспектов. Это необходимое условие плодотворности работы, на данном уровне адаптации новинок мировой географической науки. Долгое время теория центральных мест встречала сопротивление советского научного сообщества по причине своей идеологической неблагонадежности. Ей инкриминировались, по сути, политические обвинения. Теория абстрагируется от социальных моментов, выдает единые сетки расселения для социалистической и капиталистической формаций, исходит из потребительского поведения, а не производства средств производства и т.п. В.А.Шупером данный аспект полностью и совершенно обоснованно игнорируются. Теория центральных мест имеет такое же отношение к идеологии, как генетика, кибернетика и другие научные жертвы сталинизма. Это конкретно-научное теоретическое достижение, выявившее инвариант в организации расселения. Оно абсолютно нейтрально относительно идеологии.
Аналогичный подход проводится Н.В.Петровым. Он показывает, что особенности пространственно-временного поведения людей можно эффективно исследовать методологией нейтральной к идеологическим моментам. Применение методологии Лундской школы возможно для анализа деятельности людей в любой социально-политической системе. Полученные результаты интерпретируются различно. Например, с марксистской точки зрения, недопустимо нейтрально оценивать суточный цикл пространственно-временного поведения батрака, работающего на плантации в Южной Америке и дочки миллионера, отдыхающей на Гавайских островах. Но методология не ориентируется на подобный уровень интерпретации. Ее задача в выявлении эмпирических закономерностей. Их объяснение есть дело иного порядка.
Характерно, что авторы специализируются на адаптации соответствующей теории или методологии. Привязанности весьма устойчивы. Это можно проследить по динамике публикаций. В.А.Шупер занимается анализом расселения в СССР с позиций теории центральных мест практически на протяжении всей своей научной деятельности. Длительное время занимается применением пространственно-временной методологии Лундской школы и Н.В.Петров. Оба автора написали кандидатские диссертации по данным темам.
Специализация, вероятно, необходимый элемент профессионального подхода к адаптации достижений мировой географической науки на уровне целостных теории и методологии. Если частное положение можно применить в порядке хобби в одной или нескольких публикациях, то относительно целостных разработок высокого уровня общности подобное отношение невозможно. Кратковременность интереса к ним обернется декларативностью и дилетантством.
Для данных авторов характерно, что они не ориентируются на пассивную адаптацию новаций, применение новинок без их усовершенствования. Исходные положения успешно развиваются. Например, В.А.Шупер. На примере Москвы и столичного региона показал процесс деформации идеальной решетки расселения в условиях гипертрофированно развитого центра первого порядка.
Развитие исходных теоретических и методологических положений важное условие плодотворности их применения в советской географической науке. Некоторые представители советского научно-географического сообщества, которые берутся за эти исследования, не останавливаются на пересказе. Этому способствует их своеобразные, в сравнении с западными, ценностные установки. От встречи советских географов с зарубежной научно-географической мыслью могут появляться оригинальные результаты.
Пример работ В.А.Шупера и Н.В.Петрова показывает, что для плодотворного усвоения достижений зарубежной географической науки необходимо соблюдать следующие условия:
четко отделять идеологические интерпретации от конкретных научно-географических теорий и методологий, нейтральных относительно них;
специализироваться на применении теорий и методологий к информации по СССР и их адаптации в рамках советской географической науки;
добиваться профессионального уровня освоения и применения положений зарубежной географической науки;
не ограничиваться пассивным применением исходных идей, развивать их на основании исследования отечественного материала.
Для современного советского научно-географического сообщества адаптация достижений мировой географической науки на уровне целостных теорий и методологий исключение. Это происходит не потому, что все зарубежные теории и методологии освоены. В.А.Шупер и Н.В.Петров монополисты в советском научном сообществе по своим “разделам” западной географической науки. Причина вероятно, не в их нежелании уступать место, а в отсутствии желающих активно подключиться к аналогичной работе и на профессиональном уровне. Можно привести примеры отдельных публикаций как по одной, так и по другой теме, но их научный уровень резко отличается от рассмотренных работ
Подобное положение естественно и закономерно для метагеографической культуры, доминирующей в советском научно-географическом сообществе. Чтобы изменить положение, необходима не столько более активная пропаганда отдельных теорий и методологий зарубежной географической науки, сколько изучение и изменение метагеографической культуры сообщества. Это основная причина создавшегося положения. Остальное – следствия многочисленные.
Следующим уровнем адаптации новинок мировой науки советским географическим сообществом является усвоение целостных предметных и методологических областей познания. Это наиболее сложный и спорный уровень. Он практически не освоен и может встретить большое количество возражений. Некоторые из них сводятся к политическим обвинениям. Обсуждение проблем переводится в плоскость поиска идеологических диверсантов. При желании их всегда можно найти.
Выход на данный уровень возможен только при условии продолжения политики гласности и перестройки, дальнейших шагов по демократизации советского общества и научной деятельности в СССР. Без этого ставить вопрос об усвоении целостных областей познания зарубежной науки в советской географии практически невозможно. Это не дает никакого результата, если ставить вопрос очень осторожно и дает резко негативный для автора результат, если ставить вопрос четко. Рассмотрим данный уровень на примере географии человека в предметном аспекте, и философской революции в методологическом аспекте.
Всем советским географам известна фраза Н.Н.Баранского, что в отечественной географической науке человека забыли. Она сказана достаточно давно, но с невинно убиенной антропогеографией так и не разобрались, хотя заупокойные молитвы иногда раздаются. До сих пор нет объективного и детального анализа того, кто виноват в произошедшем, и какие были возможны варианты развития экономической географии в СССР.
Предметная область исследования несколько расширилась в 1970-80-е годы. Официальное название специальности стало ''социальная и экономическая география''. Но социальная география не тождественна географии человека. Кроме того, она больше декларируется, чем реально развивается. Что же необходимо делать, чтобы развить в советской науке географию человека? Рассмотрим возможные ответы на вопрос.
Прежде всего, необходимо рассмотреть эволюцию географического исследования человека и общества. Выявляется четкая логика, связанная с формированием все более широкого подхода. В различных социо-культурных условиях она проявляется различно. Специфическое отражение логика нашла и в советской географии.
Первый этап связан с марксистской экономической географией. Второй с объединением экономической и социальной географии, официально закрепленного ВАКом в 1981 году. Эти этапы - реальность современной советской географической науки. На вопрос относительно дальнейшего развития дает ответ концепция общественной географии В.М.Гохмана. В соответствии с ней, экономическую и социальную географию необходимо дополнить географией культуры. Общество должно исследоваться в географической науке на экономическом, социальном и культурологическом уровнях[3]. Становление общественной географии станет очередным закономерным шагом эволюции предмета исследования географической науки в СССР.
В данном случае рассматривается эволюция географического исследования общества. Но есть и категория человека, принципиально несводимая к категории общества и требующая самостоятельного изучения, в том числе географического. Сколько бы не совершенствовалась география общества, она никогда не заменит географию человека. Поэтому следующим логическим шагом эволюции предмета советской географической науки представляется становление такого образа, который синтезирует исследования общества и человека в их взаимной связи, но без редукции. Такую географию можно назвать гуманитарной. Это предельно общий термин, корректно обозначающий суть специальности[4].
Из анализа массива научных публикаций советских и западных географов ясно видно, что они распределяются по отмеченным разделам географической науки неравномерно. В советской географической науке практически отсутствует география человека и география культуры. Гипертрофированное внимание уделено экономической географии. Наблюдается дублирование исследований, особенно в методологическом и теоретическом отношении. В западной же географической науке слабо представлена экономическая география. Основное внимание уделяется географии человека и социальной географии.
О необходимости географического исследования человека можно писать много. Философское доказательство целесообразности существования такого раздела познания не представляет труда. В философии стало тривиальным утверждение, что исследование общества, не заменяет исследования человека и их нельзя редуцировать друг к другу. Ставится вопрос о создании антропологии и в марксистской философии. Создан институт человека АН СССР. В западной философии антропология существует долгое время. Не сводимость категорий человека и общества касается не только философии, но и всех наук, занимающихся ими. В том числе, географической науки.
Проблема человека усиленно разрабатывается, что связано с ее чрезвычайной актуальностью. Но пространственным аспектом человеческой жизнедеятельности занимаются очень мало. Это существенный пробел, сказывающийся на теоретическом и практическом уровнях. Чтобы его ликвидировать психологи изучают пространственный фактор межличностных отношений. Этим занимаются в рамках в психологии среды, как самостоятельного и весьма