Коммуникативно-прагматические характеристики ретрактивных речевых актов в английском диалоге
2.2 Ретрактивные речевые акты в иллокутивно-интерактивном аспекте
2.2.1 Стимулирующие и комментирующие ретрактивные речевые акты
Отметив формально-структурные признаки РРА, вернее – их вторичность, мы обратимся непосредственно к прагматическому аспекту выделения РРА.
Все РРА (полные, частичные преобразованные) можно подразделить на два основных класса: стимулирующие (проспективные) и комментирующие:
4) Then she added irrelevantly: “You ought to see the baby.”
“I’d like to.”
“She’s asleep. She’s three years old Haven’t you ever seen her?”
“Never”
“Well, you ought to see her. She’s – “ (Fitz. G. С.12) (Стимулирующая ретракция);
5)…“He drove very nicely. I was amazed.”
“He drove? Muriel, you gave me your word of - “…………
“I said he drove very nicely, Mother. Now, please. I asked him to stay close to the white line, and all, and he knew what I meant, and he did it. He was even trying not to look at the trees – you could tell….” (Sal. N. С. 107) (Комментирующая ретракция) .
Общим у этих двух подклассов речевых актов является их ретрактивный характер, различие же заключается в их диаметрально противоположной прагматической подоплеке. Более конкретно, эти два класса РРА противопоставляются на основании различий в векторной направленности коммуникативно-интенционального намерения их адресанта. В первом случае прагматический вектор авторской установки устремляется к моменту в прошлом, и комментирующие РРА служат для подтверждения, распространения или отмены предыдущего высказывания.
Во втором же случае прагматический вектор повторной реплики говорящего проспективен, т.е. ориентирован на некий момент в будущем. Стимулирующие РРА носят явно директивный характер и служат для побуждения адресата на выполнение какого-либо действия, либо для прерывания контакта.
В нашей работе мы особо остановимся на двойственной природе комментирующих РРА. Дело в том, что для описания прагматических процессов в любом РА, в том числе и в РА интересующей нас специфики, представляется необходимым, во-первых, определить суть происходящего явления, а во-вторых, выявить его подоплеку. Иными словами, исследователь задается вопросом, что происходит, и чем это вызвано? Так, в случае употребления комментирующего РРА говорящий совершает сознательную отсылку к своему предыдущему высказыванию, непосредственно цель которой может носить, на наш взгляд, двойственный характер. С одной стороны, подобный РРА является своего рода описательным, прибегая к которому говорящий либо верифицирует, т.е. подтверждает правоту своих слов, либо вносит необходимые, на его взгляд, дополнения. С другой стороны, адресант может преследовать при этом цель подталкивания адресата к выполнению какого-либо действия (вербального либо материального), к формированию определенной ментальной позиции. Таким образом, мы утверждаем, что комментирующие РРА могут также приобретать стимулирующий характер.
Интересно, что стимулирующие РРА никогда не принимают комментирующий характер. Они являются исключительно средством достижения узко сформулированной, побудительно-директивной целеустановки говорящего.
Определив основные принципы классификации РРА, мы перейдем непосредственно к рассмотрению наиболее показательных, на наш взгляд, примеров их употребления. Для пояснений, которые будут сопровождать примеры, мы примем следующую форму записи: сначала указывается класс иллокутивного акта (исходя из таксономии, выработанной в теоретической части нашего исследования – см. 1.2.); затем после точки с запятой следует класс (стимулирующий, комментирующий) и подкласс интерактивного РРА (побуждение, подтверждение, распространение, отмена). Кроме того, анализируемые примеры будут характеризоваться относительно лексико-грамматических средств их экспликации (полная, частичная, преобразованная ретракция). Непосредственно РРА и предшествующая ему инициирующая реплика адресанта будут выделяться жирным шрифтом, возвратно-ссылочные маркеры, а также эмоционально окрашенная лексика, служащие индикаторами определения ретракции, будут выделены курсивом. Пропуск между инициирующей и ретрактивной репликами, который может насчитывать от одного высказывания адресата до нескольких страниц, будет обозначаться многоточием.
Рассмотрим стимулирующие РРА:
6) “Listen. I gotta get up and go to Mass in the morning, for Chrissake”
……………….
“How ‘bout turning off the goddam light? I gotta get up for Mass in the morning.” (Sal. C., 61-63).
Косвенный РА (транспонирование директива в ассертив); Стимулирующий (побуждение); Полная ретракция.
Перед нами пример макроречевого акта. В своей повторной реплике говорящий добивается реализации коммуникативного эффекта, изложенного в доминирующем РА (turn off the light), за счет употребления вспомогательного РА, который носит ретрактивный характер (I gotta get up for Mass in the morning).
7) “Watch your language, if you don’t mind.”
What a lady, boy. A queen, for Chrissake.
……………
“Listen. I toleja about that. I don’t like that type language,” she said. “If you’re gonna use that type language, I can go sit down with my girlfriends, you know.” (Sal. C., 94-95).
Директив; Стимулирующий (побуждение); Частичная ретракция. Говорящий побуждает собеседника переключится на другой регистр языка.
8) “Look,” I said “Would you be interested in meeting me for a cocktail somewhere?”………………
“I thought we might have just one cocktail together. It isn’t too late.” (Sal. C., 84-85).
Директив; Стимулирующий (побуждение); Частичная ретракция.
9) “Very funny,” he said. (А) “Same old Caulfield. When are you going to grow up?”……….
“Oh, God!” old Luce said. (В) “Is this going to be a typical Caulfield conversation? I want to know right now.”……….
“Listen. Let’s get one thing straight. (С) I refuse to answer any typical Caulfield questions tonight. When in hell are you going to grow up?” (Sal. C., 188-189).
В – Косвенный РА (транспонирование директив в вопрос); Стимулирующий (побуждение); Частичная ретракция.
С – Ассертив; Стимулирующий (побуждение); Частичная ретракция
На наш взгляд, последние два примера служат прекрасной иллюстрацией того, что ретрактивные речевые акты выступаю в роли своеобразных опорных пунктов для скрепления всего макродиалога воедино, они пронизывают его конкретной коммуникативно-прагматической установкой.
Так, в примере № 8 расстояние между двумя репликами говорящего насчитывает несколько страниц, но именно повторная, ретрактивная реплика определяет цель всего диалога, максимально декодирует коммуникативное намерение адресанта. Остальная, по объему – наибольшая часть диалога, приобретает в свете данных обстоятельств фатическую функцию и служит лишь необходимым светским фоном для адресанта (Холдена) в его попытках достижения определенного коммуникативного эффекта, а именно – пригласить куда-нибудь свою собеседницу.
Точно также в примере № 9 весь диалог пронизан ретрактивным РА одного из собеседников, который ориентирован на его прекращение, на подавление коммуникативной стратегии адресата.
Перейдем к рассмотрения комментирующих РРА:
10) “You really can dance,” I told the blond one. “You oughta be a pro. I mean it. I danced with a pro once, and you’re twice as good as she was.
………………
“Nothing. No idea. You really can dance,” I said “I have a kid sister that’s only in the goddam fourth grade. You’re about as good as she is, and she can dance better than anybody living or dead” (Sal. C., 92-94).
Ассертив; Комментирующий (распространение), Полная ретракция.
В РРА типа распространение, представленных предыдущим примером, можно выделить определенную формальную структуру. В них наблюдается разграничение между собственно ретрактивным элементом (You really can dance), который выделен в нашем анализе курсивом, и самой распространительной, дополнительной частью.
11) Robin: … (A) And I’ve finished. Out! Demobbed at last!
……….
Robin: … Gosh, (B) you don’t know what it feels like to be out at last!
……….
Robin: … Lord! – (C) it’s grand to be back again, and not just on a filthy little leave. … (Pr. T., 52-58).
B – Эмотив; Комментирующий (подтверждение); Частичная ретракция.
С – Эмотив; Комментирующий (подтверждение); Преобразованная ретракция.
Помимо представленных подклассов распространения и подтверждения, еще одной разновидностью комментирующих РРА является интерактивный акт отмены. Анализ собранного фактического материала показывает, что случаи употребления РРА подобной направленности крайне редки. В качестве примера мы можем проиллюстрировать ситуацию из рассказа Стивена Ликока “How we kept Mother’s day”, потенциально запрограммированную к воспроизведению комментирующих РРА типа отмены:
12) “…we decided that we’d make it a great day, a holiday for all the family, and do everything we could to make Mother happy…after breakfast we had it arranged as a surprise for Mother that we would hire a motor car and take her for a beautiful drive away into the country… When the car came to the door…it was plain enough that we couldn’t all get in… So in the end it was decided that Mother would stay home and just have a lovely restful day around the house, and get the dinner. It turned out anyway that Mother doesn’t care for fishing, and…Father was rather afraid that Mother might take cold if she came…He said it was our duty to try and let Mother get all the rest and quiet that she could…” (L. M. С. 11-13).
Очевидно, описываемая в виде пересказанной речи ситуация могла провоцировать употребление со стороны Отца одного или нескольких РА, направленных на отмену своего обещания, в ходе реализации которых он, вероятно, ссылался на свои предыдущие слова. Таким образом, в приводимом примере может идти речь об употреблении комментирующего РРА типа отмены обещания.
Из обнаруженных примеров следует, что к типичным лексическим маркерам, служащим индикаторами выделения ретракции можно отнести следующие слова и выражения:
а) словосочетания типа I told you (about ten times), I said, I’ve asked you (about fifty times), I mean it/what I mean is, I thought;
б) наречия again, just, really;
в) речевые стереотипы, сопровождающие напоминание, вроде listen, hey, you know, no kidding;
г) дейктическое местоимение this.
О ситуации спора, которая неизменно сопровождается употреблением РРА, помимо восклицательной интонации, свидетельствуют следующие эмоционально окрашенные лексические элементы:
а) междометия: for Chrissake, oh, God, Gosh, Lord, goddam, hell (what/why the hell, in hell/ as hell), …boy;
б) прилагательные, описывающие состояние и отношение говорящего: sarcastic, excited, peculiar, living or dead;
в) наречия и прилагательные, оценивающие ситуацию: honestly, horrible, filthy, terrific, crap, at last;
г) восклицательные синтаксические конструкции it’s grand…, what a…, what the heck… и др.
2.2.2 Экстратекстуальная и композиционная ретракция
В процессе работы нами были обнаружены несколько примеров, позволяющих взглянуть на рассмотрение понятия ретракции с несколько иной перспективы. Любое научное исследование должно опираться на анализ конкретного, жестко фиксированного фактического материала. В нашем случае речь идет о лингвистическом исследовании, объектом которого выступают примеры ретрактивной вербальной коммуникации на английском языке в рамках определенного, зафиксированного текста. Тем не менее, придерживаясь принципа вторичности формально-структурного подхода к изучению такого узко прагматического явления, как ретракция, мы сочли возможным несколько выступить за рамки так называемого заданного, печатного текста. На наш взгляд, по своим коммуникативно-прагматическим характеристикам приведенные ниже примеры могут быть причислены к числу РРА. Их особенностью является то, что их источник, т.е. конкретный художественный текст содержит только ретрактивную реплику говорящего, тогда как его первоначальное высказывание реконструируется исходя из их собственно прагматических характеристик, а также основываясь на упоминавшихся выше лексических маркерах. Данный вид ретракции получает в нашей работе наименование непрямой, либо экстратекстуальной ретракции.
Рассмотрим примеры:
13) Hazel: Oh – dear! Oh – dear! But that’s the little man I told you about, Kay, who always stared, and once followed us around. And I think Gerald Thornton had the cheek of the devil to bring him here. Just because he’s a new client. (Pr. T., 46).
14) Gerald: I’m afraid Beevers hasn’t been a success.
Mrs. C.: Well/ after all, he is – rather – isn’t he?
Gerald: I did warn you, y’know. And really he was so desperately keen to meet the famous Conways (Pr. T., 166).
=> (Gerald: Beevers won’t probably impress you very much*)
Эти примеры содержат такие высокочастотные лексические маркеры ретракции, как “I told you” и “you know”. Кроме того, первый из них также содержит прямое обращение, которое свидетельствует, что приведенный речевой акт ассертивного типа уже употреблялся именно в речи данных собеседников. Мы выделяем те частичные, либо полные ретрактивные высказывания, чьи инициальные реплики, на наш взгляд, достаточно просто восстанавливаются. В некоторых случаях, такая реплика была, вероятно, выражена другими словами, а ретракция, таким образом, является преобразованной. Во втором примере подобную инициальную реплику мы приводим отдельно, в скобках. Она маркируются звездочкой (*) и, естественно, носит гипотетический, потенциальный характер.
Случаи употребления экстратекстуальной ретракции служат типичными примерами макроречевых актов. В пределах макроречевого акта отдельный микроречевой акт, характеризующийся в нашем случае ретрактивной направленностью, может равняться предложению (Поспелова, 2001, С.14).
Наконец, в ходе нашей работы мы останавливаемся на еще одном специфическом виде ретракции, который можно назвать композиционной ретракцией. Ее особенность заключается в преднамеренном авторском нарушении хронологической очередности следования речевых ходов одного и того же коммуниканта, один из которых наделен четко выраженными ретрактивными признаками:
15) Mrs. C. (with dignity): Really, Ernest! (А) I was offered four thousand pounds for it (house) once (страница 119) (Pr. T., 119). ………
Mrs. C. … But I think you ought to know. I’ve (В) had another enormous offer for this house. Of course I wouldn’t dream of selling it, but it’s nice to know it’s worth so much…. (страница 166, 18 лет ранее) (Pr. T., 166).
Именно реплика А, произнесенная на 18 лет позже является ретрактивной, несмотря на то, что в тексте она расположена за 47 страниц до введения хронологически первоначальной реплики В. По нашему мнению, композиционная ретракция – это своеобразный авторский прием, который обеспечивает некую текстуальную когерентность, предоставляя опорные точки построения сюжета.
2.2.3 Понятие псевдоретракции
В ходе анализа собранного фактического материала наше внимание привлек еще один вид повтора говорящим ранее уже высказанной реплики, одной либо нескольких. При этом в болшинстве обнаруженных примерах повторные высказывания данного вида носят лексико-грамматически полный характер и сопровождаются такими типично ретрактивными возвратно-ссылочными словами-маркерами, как “I said” и “again”. Тем не менее, с точки зрения прагматики мы считаем, что приведенные ниже примеры не являются случаями употребления РРА.
Как мы уже отмечали в настоящей работе, феномен ретракции принадлежит к разряду узко специализированных прагматических явлений. Следовательно, за критерии выделения РРА мы по принимаем не какое-либо формальное сходство одной или нескольких реплик в последовательности высказываний адресанта, но такие случаи, когда ретракция выступает в качестве преднамеренного речевого приема, направленного на реализацию того или иного коммуникативного намерения говорящего. В следующих примерах повторные реплики не являются интерактивно обусловленной частью стратегии говорящего. Адресант вынужден повторятся в силу воздействия на коммуникацию определенных внешних, экстралингвистических факторов. Так, в примере № 1’ таким фактором является шумная обстановка в кафе. В некоторых других встретившихся нам примерах речь идет о состоянии алкогольного опьянения одного из собеседников, либо о низком качестве телефонной связи. Иными словами, лексико-синтаксический повтор не продиктован в данных примерах столкновением коммуникативных стратегий собеседников, а наоборот, является результатом сбоя в коммуникации.
Для обозначения повторных реплик подобного рода мы предлагаем термин «псевдоретракция» Прямым маркером псевдоретрактивности рассматриваемых высказываний в примере № 1’ является такая реактивная реплика адресата, как “I can’t hear you”.
1’) - … “No, there wouldn’t be. There wouldn’t be oodles of places to go and all. It’d be entirely different,” I said. I was getting depressed as hell again.
- “What?” she said. “I can’t hear you. One minute you scream at me, and the next you –“
- “I said no, there wouldn’t be marvelous places to go to after I went to college and all. Open your ears. It’d be entirely different…” (Sal. C., 172).
Что касается примера № 2’ , то в нем представлена несколько иная ситуация. На наш взгляд, он является пограничным случаем между истинной и псевдоретракцией. С одной стороны, адресант вынужден повторить свое высказывание исключительно в силу того, что адресат его просо не услышал. С другой стороны, подобную невнимательность собеседника можно интерпретировать как особую коммуникативную тактику нежелания вступать в контакт. Тем не менее, пример № 2’ мы относим к прсевдоретрактивным РА, так как после повторной реплики адресанта коммуникативный сбой прекращается и диалог восстанавливается. Сам же факт временного перебоя в ситуации общения объясняется, на наш взгляд, не коммуникативной стратегией адресата, а единицей более высокого порядка – особой поведенческой стратегией, направленной на поиск выгодного кавалера.
2’) - “You really can dance,” I told the blond one. “You oughta be a pro. I mean it. I danced with a pro once, and you’re twice as good as she was. Did you ever hear of Marco and Miranda?”
- “What?” she said. She wasn’t even listening to me. She was looking all around the place.
- “I said did you ever hear of Marco and Miranda?” (Sal. C., 92).
2.3 Ретрактивные речевые акты с позиций теории коммуникативных неудач
Определив суть явления ретракции, т.е. выявив его стимулирующий и комментирующий характер, мы постараемся объяснить природу, мотивировку повторного ввода говорящим той или иной реплики в процессе диалогической коммуникации.
Любой речевой акт, любое высказывание (либо группа высказываний), оформленное в диалогическом тексте в виде реплики, направлено на достижение определенного прагматического эффекта, на реализацию конкретного коммуникативного намерения говорящего. В большинстве случаев, руководствуясь законами логики, говорящий, произнося ту или иную реплику в первый раз, не предполагает, что его коммуникативное намерение может быть не распознано, прагматическая целеустановка не выполнена, а ему придется повториться. Таким образом, мы полагаем, что ситуация использования ретрактивного речевого акта является спонтанной и незапланированной. Что же подталкивает говорящего прибегнуть к приему ретракции в ходе реализации его речевой стратегии? Очевидно, на определенном этапе подобного речевого взаимодействия может иметь место определенная коммуникативная неудача, или коммуникативный сбой.
В лингвистике подобные ситуации получили название коммуникативных неудач. Согласно теории, коммуникативная неудача, или коммуникативное рассогласование, - это «такой вид речевого взаимодействия, в ходе которого используемые для данного речевого акта речевые произведения не выполняют своей функциональной предназначенности и не ведут к образованию результирующего (заданного) эффекта в совместных действиях коммуникантов». Иными словами, это такой сбой в общении, при котором определенные речевые произведения не выполняют своего предназначения. Коммуникативные неудачи рассматриваются как явления интерактивного плана в процессе диалогического общения между обязательными участниками любой коммуникативной ситуации – говорящим и адресатом. При этом особое внимание уделяется так называемому фактору адресата и его коммуникативным правам. Так, «неофициальное устное общение всегда ведется при обращенности к личному адресату, оказывающему воздействие на речевое поведение собеседника, на выбор им языковых средств». (Емельянова, 1992, С. 98-99).
Согласно теории, индикатором коммуникативной недостаточности высказываний в речи служат определенно маркированные реактивные реплики. И, что особенно важно, сама суть рассматриваемого явления заключается в возникновении непреднамеренного перлокутивного эффекта вследствие появления смысловой лакуны между говорящим и адресатом. Сами же случаи коммуникативных неудач классифицируются относительно того, какой именно из компонентов прагматической структуры высказывания не был понят адресатом (Афанасьева, 1989). Как видно, решающим фактором в традиционном подходе к коммуникативным неудачам является ориентация на взаимное недопонимание, на некое ущемление интересов адресата, вызванное несоответствием информационного фона адресата информационному фону говорящего.
Между тем, встречаются случаи, при которых коммуникативный сбой (вернее – перебой) происходит на качественно ином уровне, в ситуации, когда адресат прекрасно понимает говорящего, но по тем или иным причинам не желает подчиниться его прагматическим целеустановкам. Именно такие случаи, которые получают в нашей работе наименование коммуникативных неудач второго порядка, представляют особый интерес для рассмотрения объекта нашего исследования. На наш взгляд, они провоцируют употребление стимулирующих РРА. Так, в предлагаемом ниже примере причиной коммуникативной неудачи, ведущей к появлению РРА, является не ложная идентификация референта, а также не разность информационных фонов коммуникантов. Адресат (Holden Caufield) прекрасно понимает, о какой именно куртке идет речь, но пытается увести диалог в сторону, т.к. не желает угождать приятелю, к которому он испытывает определенное чувство зависти в связи с его более удачной личной жизнью. Кроме того, он справедливо полагает, что его более габаритный собеседник может растянуть дорогую ему вещь:
16) - “Yeah. Listen. If you‘re not going out anyplace special, how ‘bout lending me your hound’s-tooth jacket?”
-“Who won the game?” I said.
-“It’s only the half. We’re leaving,” Stradlater said. “No kidding, you gonna use your hound’s-tooth tonight or not? I spilled some crap all over my gray flannel.”
-“No, but I don’t want you stretching it with your goddam shoulders and all,” I said (Sal. C., 33-34).
Аналогичным образом в следующем примере адресат (Ackley), очевидно, осознает неэтичность своих действий и понимает, какой именно стол имеет в виду говорящий. Тем не мене, он игнорирует его призывы, демонстрируя собственную раскрепощенность и независимость:
17) - I sat down in my chair again, and he started cutting his big horny-looking nails. “How ‘bout using the table or something?” I said. ”Cut ‘em over the table, willya? I don’t feel like waling on your crumby nails in my bare feet tonight.” He kept right on cutting them over the floor, though. What lousy manners. I mean it.
- “Who’s Stradlater’s date?” he said…
- …“Do you mind cutting your nails over the table, hey?” I said. “I’ve asked you about fifty – “
- “He’s got this goddam superior attitude all the time,” Ackley said….
- “Ackley! For Chrissake. Willya please cut your crumby nails over the table? I’ve asked you about fifty times.” (Sal. C., 31-32).
Что касается реактивных реплик – индикаторов, то в этих случаях нам представляется уместным говорить о нулевой реакции адресата с точки зрения прагматического заряда высказывания говорящего, о попытке сменить тему разговора.
Как отмечает А.Д. Афанасьева, при коммуникативной неудаче происходит смещение прагматического фокуса в коммуникации, одной из причин которого она видит в рассогласовании фокуса интересов коммуникантов, их коммуникативных намерений на уровне речевого хода. Намеренное смещение прагматического фокуса выражает тактику адресата, направленную именно на перемену темы разговора, ослабление коммуникативного намерения говорящего, модификацию его исходной интенции, выражение скрытой полемики. Смещение фокуса ведет к прагматическому рассогласованию реплик диалогического комплекса, образованию контрадикторного блока. Комментирующие же и исправляющие ходы в рамках данного диалога строятся на приемах повтора и тождества. (Афанасьева, 1989, С.13-14). Иными словами, со стороны адресата происходит нарушение постулатов общения, точнее – постулата релевантности (Грайс, 1985). Повторная же реплика говорящего, направленная на преодоление коммуникативного перебоя, приобретает ретрактивный характер.
В ходе настоящего исследования мы приходим к выводу, что РРА стимулирующего характера встречаются исключительно при возникновении в диалогическом процессе коммуникативных неудач второго порядка. Помимо анализа собранного фактического анализа, наше предположение строится на гипотетической невозможности спроецировать иную ситуацию. Исходя из соображений логики, сложно представить, чтобы в условиях непонимания адресатом какой-либо из реплик говорящего (т.е. при коммуникативной неудаче традиционного вида) последний мог бы пойти на преднамеренный повтор идентичного высказывания. Приводимый ниже пример, в котором адресант все же решается на подобного рода шаг, наглядно демонстрирует правомерность такого суждения. Несмотря на коммуникативную неудачу реализовать свою прагматическую целеустановку (попытка выдворить неприятного ему собеседника из комнаты), вызванную непониманием адресатом весьма прозрачного намека, говорящий все же идет на повторное, стимулирующее употребление предшествующего высказывания. Тем не менее, из авторского комментария следует, что говорящий осознает бесперспективность подобного речевого хода и мотивирует его особым саркастическим настроением, т.е. реализует уже несколько иное коммуникативно-интенциональное намерение:
18) “Hey”, I said. “I’veread this same sentence