Памятники саргатской культуры как источник для реконструкции социально-экономических отношений и мировоззрения населения
Продолжая разговор о частных случаях, отметим, что по наблюдениям В.И. Матющенко и Л.В. Татауровой, в ряде могил Сидоровского могильника "вдоль длинных стенок имеются уступы. Возможно, они были деталью конструкции могил, но не исключено, что они оставлены грабителями. Ширина этих уступов -- 0,15-0,20 м"43. В том же могильнике была встречена облицовка стен деревом. Дно могилы было выстлано берестой и чем-то напоминающим циновку.
Безусловно, при таком многообразии форм могил необходима некая классификация. Одну из попыток ее создания сделали А.В. и Н.П. Матвеевы, посчитав ведущим признаком при классификации саргатских могил по способу захоронения в них умерших рельеф дна. В статье " О реконструкции погребальных сооружений саргатской культуры" исследователи рассматривают два вида рельефа: 1) могилы с двумя канавками; и 2) могилы с ямками.
В первом случае канавки шириной 30-40 см. и глубиной 10-30 см располагаются возле узких стенок, в головах и/или в ногах покойного. Такие могилы характерны для Савенковского, Тютринского и Абатского 1 и 3 могильников, курганы которых до распашки отличались большими размерами. В то же время в рядовых комплексах канавок нет. Если погребение с канавкой не ограблено, то череп и кости стопы обычно находятся в головной и ножной канавках соответственно. Из этого и других фактов следует, что в некоторых погребениях саргатской культуры использовались погребальные ложа. А.В. и Н.П. Матвеевы полагают, что перед нами в данном случае особенная вариация погребального обряда, притом в ряде случаев ложе обивалось листовым золотом. На основе того, что в рядовых погребениях данный способ не встречается, предполагается, что он был заимствован саргатцами, и носил социально-этнический характер.
Во втором случае на дне могильной ямы обнаруживается от 4 до 14 вертикальных ямок от столбов диаметром 10-35 см, глубиной 5-70 см, расположенных вдоль стенок симметрично друг другу. В ряде случаев в заполнении обнаружена истлевшая древесина, а в п. 1 к. 6 АБ-3 могильника вдоль стенок между этими ямками прослежены небольшие канавки, характерные для следов деревянных конструкций саргатских жилищ. Также этот вариант иногда сопросождается ступеньками, заплечиками, нишами и представлен в Красногорском I и в тех же могильниках, что и предыдущий тип.
Также стенки и пол могилы иногда укреплялись или украшались деревом (Долгий Бугор), притом в полу камеры встречены ямки от столбов.
А.В. и Н.П. Матвеевы обобщают метариал следующим образом: "в камерах сооружались бревенчатые постройки каркасно-столбовой конструкции, в которых стены выполнялись либо в технике заплота и крепились в пазах вертикальных столбов, либо были образованы закладом пространства между столбами и земляными стенками ямы"44. Оба этих приема характерны и для саргатского домостроительства, а стало быть, для некоторрых умерших саргатцы строили особые "дома мертвых". Следует особо отметить, что архитектурная традиция, применяемая в данном случае, является автохтонной (см. главу 2). Сама могильная конструкция имеет поздние аналогии у хантов и селькупов.
Н.П. Матвеева считает, что сама идея и некоторые приемы погребальных конструкций являлись позднейшими вариациями домов мертвых, притом были заимствованы у саков Приаралья, у которых, во-первых, "бревенчатая столбовая конструкция сочеталась с трупоположением на древнем горизонте, а настилы -- с глубокими и просторными ямами в материке. Во-вторых, характерным типом погребений в Приаралье являются трупоположения на вытянуто спине в широких прямоугольных ямах со следами столбов по углам, западной ориентировкой погребенных и богатым инвентарем. Таким образом, здесь уже "дома мертвых" строились индивидуально для каждого покойника и впускались в могилу. В третьих, именно у саков находим аналогичную саргатской конструкцию могилы, когда ее площадка окружена по периметру канавкой и приподнята, как стол"45. Надо добавить, что именно в Приаралье можно наблюдать использование хвороста для могильных перекрытий. Но у саков эти приемы встресаются, по указанию Н.П. Матвеевой, в VII-IV вв. до н.э., а у саргатцев -- с конца V-IV вв. до н.э. В.А. Могильников исходя из этого предполагает значительную инфильтрацию отдельных родовых групп саков в саргатскую среду по всему фронту саргатской культуры в середине и начале I тыс. до н.э. В итоге саки, по мнению исследователя, в результате удачных военных действий заняли господствующее положение среди местного угорского населения, закрепили его системой эксплуатации и освятили идеологически.
. Таким образом, применение заимствованного погребального ритуала могло свидетельствовать скорее не о желании местной знати выделиться, а о несаргатском происхождении знати.
Следы огня
Н.В, Полосьмак считает, что огонь был одним из важных элементов саргатской погребальной обрядности. Его следы обнаруживаются: "1) в кострищах в насыпях курганов; 2) на обгоревшем деревянном перекрытии над могилами; 3) на костях погребенных (в кургане 16 могильника Макарово I на уровне древнего горизонта в центре был мощный прокал, в котором обнаружены сильно кальцированные кости и обугленная женская челюсть, могильной ямы нет)"46. В последнем случае исследователь предполагает ритуальное трупосожжение, а для всей культуры считает вероятным существование культа огня по типу сакского или сарматского.
Несмотря на некоторую вариабельность, вполне естественную для такой обширной территории, рассмотренные выше элементы погребальной обрядности фиксируются во всех районах саргатской культуры. Различия между ними заметнее проявляются при рассмотрении деталей ритуала.
Л.Н. Корякова встречает следы огня в половине изученных ею курганов, притом в большинстве случаев это остатки костра в насыпях (восточные районы -- 50-60%, Притоболье -- около 40%). Выделяются собственно погребения с остатками костров, с подсыпками в виде золы и углей. Есть случаи, когда могила, по предположениям, могла быть засыпана остатками еще не остывшего костра (Явленка, Берлик). Вместе с тем во многих саргатских комплексах ничего этого нет. Собственно при захоронении огонь применялся всего в 14% случаев, но способов его применения гораздо больше -- в могилах встречаются продукты горения, минеральные подсыпки, мел. В ряде случаев обуглены элементы могильной конструкции. Следы огня также отмечены и на костях скелетов
Инвентарь погребения
Инвентарь погребений является классическим источником информации об археологической культуре. Это самая объемная категория археологических остатков. Хотя можно выделить основные группы погребального инвентаря. Прежде всего это керамика и кости животных, которые находятся у плеча, пояса умершего или же у него в ногах.
Л.Н. Корякова указывает, что количество безынвентарных погребений составляет около половины от общего числа, а учитывая разрушенность комплексов, количество изначально безынвентарных могил составляет около трети. Чаще всего такие погребения помещены в насыпи или во рву.
Инвентарь погребений -- источник не только по социальной структуре общества. В нем находит отражение экономика. Богатые саргатские погребения содержат большое количество импортных вещей из различных частей Азии.
К примеру, "связи с югом и юго-западом документируются находками в отдельных погребениях каменных жертвенников на ножках (Богдановка III), имеющими аналогии в савроматских погребениях Новокуманского могильника, и без ножек -- казахстанского и приаральского типа (Битые Горки, Покровка)". Прослеживается также сходство предметов вооружения, керамики и звериного стиля"47.
Бывают случаи, когда по тем или иным причинам невозможно определить пол погребенного по костяку. В таких случаях делаются попытки определить его по составу инвентаря.
Л.Н. Корякова выделила две группы инвентаря -- "женский" и "мужской". К первой она отнесла сочетание "зеркало -- бусы -- браслет, серьги, гривна -- пряслице", ко второй -- "меч -- наконечники стрел -- конская упряжь -- нож -- кинжал -- панцирные пластины -- обкладки лука"
Но, во-первых, не всегда эти группы наличествуют в погребении в полном составе, а во-вторых, иногда женские могилы сочетаются с мужским инвентарем и наоборот. Поэтому Л.Н. Корякова выделяет те группы инвентаря, которые НЕ встречаются в женских или мужских погребениях. Для женских могил это ременные пряжки, панцирные пластины, для мужских -- зеркала. Редко в мужских погребениях попадаются бусины, пряслица. Сосуды можно встретить практически во всех женских погребениях и пости в половине мужских, курильницы также можно чаще встретить в женских погребениях. Остальные предметы нельзя так четко соотнести с полом умершего, кроме, разве что, При попытке Л.Н. Коряковой выделить детский набор вещей выяснилось, что его не существует. Несмотря на это, выделяется "не встречающийся" инвентарь: мечи, кинжалы, кельты, поясные пряжки, редки наконечники стрел. В детских могилах вообще меньше инвентаря, чем во взрослых. Л.Н. Корякова предполагает, что степень полноты набора зависела от возраста ребенка, принадлежности его к определенной социальной группе . В нашей выборке погребений можно выделить всего три детских погребения с сохранившимся инвентарем, все -- в Тютринском могильнике. Кург. 4 мог. 4 -- младенец. Инвентарь -- 2 сосуда. Кург. 3 мог. 3 -- 5 штук различных украшений, в сочетании с большими размерами ямы. Кург. 1 мог. 2 -- 2 сосуда, украшение.
На основе своего исследования Л.Н. Корякова делает следующие выводы:
"набор погребального инвентаря в саргатской обрядности определялся в первую очередь полом умершего, но в каждом районе были свои особенности реализации этого принципа;
вероятность появления какого-либо предмета соответствующего набора зависела от наличия других вещей, отвечавших социальному статусу погребенного;
детский набор задавался возрастом ребенка и широтой его связей с коллективом, определенной общественной группой"48. При этом детские погребения часто обнаруживают явно мужской инвентарь с наборами оружия.
Вместе с тем, Н.П. Матвеева указывает, что к I тыс. до н.э. возрастает число женщин, захороненных с оружием. "В их снаряжение входили обычно кинжал и наконечники стрел, иногда в колчане (к. 5, 6 АБ-3). Интересно погребение воительницы (и шаманки?) из к. 6 АБ-3: с ней были положены сломанный меч, кинжал, железное тесло, колчан со стрелами, зеркало в кожаном мешочке с отпечатками рыжего меха (лисьей шубы?) и большая бляха с гравированными изображениями животных"49, о которой речь пойдет ниже.
Вместе с тем материалы могильников в большей части могил, даже в детских и в меньшей степени женских дает оружие, что, на наш взгляд, может свидетельствовать о существовании "ополчения". По крайней мере, можно сделать вывод о том, что подавляющее большинство саргатцев в той или иной степени владело оружием.
Далее Л.Н. Корякова выделяет группы инвентаря внутри половых групп с целью дифференциации погребений по социальному признаку. По набору инвентаря и погребальным сооружениям Л.Н. Корякова выделяет три социальные группы: "конные воины", "пешие лучники", "простой люд". Сейчас эта схема скорректирована исследователями, в частности, Л.И. Погодиным, который на основе материалов могильников, в т.ч. Сидоровки-1, делает вывод о том, что в саргатском обществе не могло быть пеших лучников, скорее это были всадники. Первая же группа условно названа исследователями "катафрактариями".
Вкратце упомянем такую группу инвентаря, как бусы. Исследования Н.П. Довгалюк показали, что "набор декорированных бус для всех регионов саргатской культуры был одинаковым, а различия между памятниками отражают скорее разный социальный статус погребенных"50. Стеклянные бусы, по ее утверждению, составляют наиболее массовую категорию импорта, рассчитанную на все слои населения. Скорее всего, они покупались большими партиями и перевозились россыпью в амфорах, о чем говорят археологические материалы из могильников Тютринского, Исаковского I и III, Бещаула II и III, Коконовки II, Стрижево II, Карташево II, так как в них часто встречаются ожерелья, бусины которых происходят из разных центров стеклянного производства.
Л.Н. Корякова указывает, что значение для реконструкции мировоззрения имеет не только наличие или отсутствие предмета, но и его локализация внутри погребения, к примеру, по ее мнению, предметы, имевшие символическое значение, ставились в головном и ножном концах могилы, в углах, иногда в нишах (сосуды -- у шеи, плеч, головы, у колена, голени; наконечники стрел у головы, в изножье, положение наконечников в женских погребениях, кости животных практически исключтельно в головном и ножном концах могилы), Существовали предметы, не имевшие постоянного места, к примеру, пряслице, по мнению исследователей, связанное с представлениями о пути в мир иной, бывшее символом непрерывности движения, цикличности, что подчеркивалось орнаментом.
На материалах могильников при условии хорошей сохранности или в ряде случаев даже частичной разграбленности хорошо прослеживается социальная принадлежность погребенного. Особого внимания заслуживают богатые захоронения, которых пока известно немного. Выделим в отдельную группу погребения знатных воинов-"катафрактариев".
Первый -- кург. 17 Красногорского могильника, характеризуется большой насыпью в сочетании с единственным захоронением, мощным надмогильным сооружением, рвом. "Справа от изголовья был колчан со стрелами, а сверху -- наборный костяной панцирь, рядом с ними, ближе к стенке -- бронзовый кельт. Несомненно, часть заупокойных даров была поставлена левее, но там все изрыто грабителями. Найдены лишь бронзовые литые подвески и ворворка на кожаном ремешке, золотая бляшка со свернувшимся в кольцо хищником и мелкие обломки железного ножа, каких-то железных обойм. У левой голени стоя еще один небольшой колчан со стрелами. Всего в могиле найдено 115 экз. наконечников стрел. В ногах, в углу могильной ямы -- бронзовый котел. Кроме этого, по свидетельствам местных жителей, на поверхности кургана был найден железный меч, ныне утерянный. Комплекс на основании вещевого материала датируется IV-III вв. до н.э"51.
В.И. Матющенко и Л.В. Татаурова отмечают, что все вещи -- котел, богатые наборы стрел, панцирь, кельт -- относятся к числу редко встречающихся в захоронениях. Об особом социальном статусе покойного свидетельствует и его украшение золотыми бляшками, выполненными в "зверином стиле".
Умерший из могильника Сидоровка был положен на спину в вытянутом состоянии головою на север "на специальном ложе; одежда и колчан (горит) расшиты парчой. В ногах стояли котлы с заупокойной пищей, гончарная фляга. В головах же находился саргатский сосуд и серебряная чаша. Правее умершего был положен железный панцирь, под ним и рядом -- принадлежности конской упряжи, в том числе и фалары, а также копье, колокольчик, наконечники стрел. Сам воин, видимо, был одет в богатые одежды, расшитые золотыми бляшками, с поясом, с нашитыми на нем золотыми и серебряными бляшками. Портупейный ремень, на котором крепились кинжал и меч, украшен драгоценными пряжками, ножны кинжала покрыты золотыми бляшками. На шее воина -- гривна, в левом ухе -- серьга. На голове, видимо, был какой-то убор, расшитый золотыми пронизками. Умершего снабдили приспособлениями для курения -- мундштуком, флаконом с курительным веществом. Обувь украшали золотые пряжки. Кроме того, колчан обшит был парчой; в отделке одежды был использован шелк. В ногах стояла емкость из крашеной кожи"52. Большинство вещей, представленных в данном захоронении, нетипичны для погребений.
Два красных лаковых сосуда отдельно исследованы Л.И. Погодиным. Это явно импортные изделия, как и многие в этом погребении.
Третий случай -- погребальный комплекс Исаковки I, исследованный Л.И. Погодиным в 1989 г. Этот комплекс содержал большой набор ювелирных изделий, что сближает его с Сидоровкой. В.И. Матющенко и Л.В. Татаурова предполагают, что, он близок сидоровскому и красногорскому и по своей значимости.
Четвертый -- Тютринский могильник на Тоболе, в Упоровском районе Тюменской обрасти. Несмоторя на ограбленность, могильник содержал богатую коллекцию ювелирных изделий, свидетельствующих о богатых захоронениях в курганах.
Во всех четырех случаях мы можем наблюдать в общем саргатский погребальный ритуал, но при этом они выделяются среди других погребений количеством инвентаря и труда, затраченного коллективом на погребение этих воинов.
Некоторые параллели погребениям катафрактариев можно найти, как то ни парадоксально, в женском погребении 2 кургана 2 могильника Гладунино-I, датируемом III-II вв. до н.э. Курган имеет насыпь большого размера. "На черепе погребенной были расчищены 26 золотых бляшек. Под черепом и вокруг него располагались стеклянные с внутренней позолотой и сердоликовые бусы, а под подбородком - маленькая золотая пуговица. Рядом с черепом находились золотая с инкрустацией и серебряная серьги"53. Кроме того, в области таза была обнаружена бронзовая бляха в "зверином стиле", обожженная железная пластина с остатками золота на ней и обломок бронзового зеркала в берестяном чехле.
Также любопытно неоднократно ограбленное погребение 4 Нижне-Ингальского могильника, где был захоронен взрослый мужчина-воин. Могила перекрыта двухъярусным накатом из березовых бревен, вдоль стен -- заплечики. В погребении в связи с ограбленностью найдены лишь мелкие вещи: "железные трехлопастные черешковые наконечники стрел; обломки железных ножей, меча и кинжала, крашенных золотыми гвоздиками на рукояти; фрагменты обкладок оружия и накладок на лук; железные панцирные пластины; чешуйки свернувшегося китайского лака (?); бронзовые и железные круглые пуговицы от костюма, обломки саргатской керамики; половина бусины из сапфир-шпинели, золотое пластинчатое кольцо; разноцветные нити от золотого шитья, множество коррозированных железных обломков. Погребение предварительно датировано II-III вв. н.э"54.
Исключения
Имеются в виду нетипичные по всем признакам для саргатской культуры захоронения. Таких на материале рассмотренных нами могильников четыре.
Первое, бросающееся в глаза во многом за счет соседства с воином-"катафрактарием" -- прикрывшее этого воина от бугровщиков захоронение женщины в могиле 2 кургана 1 Сидоровского могильника. Неслучайность его В.И. Матющенко и Л.В. Татаурова доказывают тем, что на восточной стенке могилы сохранились непотревоженные остатки перекрытия, и стенки могилы не разрушены. Исследователи предполагают здесь насильственное захоронение, характер которого слжно установить из-за разрушенности.
Второе нетипичное захоронение мы обнаруживаем в Рафайловском могильнике. "Погребенная была положена в скорченном положении: лежа на спине с согнутыми в локтях руками, кисти находились у подбородка, ноги согнуты. Скелет ориентирован головой на запад. Слева от него найдены зубы и фаланги лошади и крупного рогатого скота. Плотно сложенные кости рук и подбородки позволяют предположить, что погребенная была связана. В заполнении могилы не было мешаной земли, тонкая прослойка насыпанного слоя перекрывала захоронение"55. Автор раскопок, Н.П. Матвеева, предполагает, что женщину бросили на дно рва сразу после совершения захоронений на площадке кургана.
Третье погребение находится неподалеку от второго. Это погребение женщины 18-20 лет на межжилищном пространстве Рафайловского городища. Ориентация этого погребения обычна для саргатской культуры. Положение же несколько отличается -- руки вытянуты вдоль туловища и прижаты к грудной клетке с боков. В погребении, несмотря на его неограбленность, находок нет. Отсутствуют погребальные сооружения, но покойная обернута берестой.
Четвертое -- курган 6 Савиновского могильника, содержавший две могилы, одна из которых -- во рву. Там захоронен мужчина возраста около 40 лет, причем в кургане находится только его череп. При погребении во рву находок не обнаружено.
Что было причиной таких серьезных отклонений от обряда, неизвестно. Возможно, эти акты носили характер жертвоприношения, возможно, какие-то внешние обстоятельства требовали именно такого способа захоронения. Последнее предположение более чем вероятно для третьего случая и совершенно невероятно для четвертого.
Для анализа социально-экономических условий жизни саргатцев и их мировоззрения, по мнению автора данной работы, можно использовать следующие факторы:
Планировка могильника может дать информацию о ходе его застройки, можно постараться сравнить структуру могильника с поселением, что, впрочем, будет затруднено тем обстоятельством, что насыпи малых курганов в большинстве случаев ниверированы распашкой и сейчас не прослеживаются; те же трудности и с поселениями.
Удаленность правобережных могильников от берега вкупе с некоторыми данными поселений (тяготение их к воде) сама по себе практически ничего не дает. Но если проверить ориентировку могил в каждом кургане на совпадение ее с направлением протекающей рядом крупной (или близлежащей мелкой) реки. (взяв данные как по правобережным, так и левобережным курганам), можно постараться выделить некоторые аспекты верований саргатцев, связанных с водой.
Размер насыпи, по мнению большинства исследователей, занимавшихся этим вопросом, скорее связан с социальным статусом погребенного, нежели с количеством погребенных, за исключением особо большого количества погребений вокруг центральной могилы. Вместе с тем, этот фактор также мог указывать на высокий социальный стстус погребенного в центральной могиле. В любом случае, общество, которое могло позволить себе большие непроизводительные трудозатраты, должно было находиться на достаточно высоком для того времени уровне экономического развития, что неудивительно для культуры, по территории которой проходил Великий шелковый путь.
Наличие в насыпи шатровых сооружений, по мнению Л.Н. Коряковой, зависит от неких социально-этнических факторов. Если это действителдьно так, то, возможно, шатровые сооружения -- всего лишь составная часть некоего комплекса элементов, в купе составлявших особую вариацию погребального обряда.
Среди находок в насыпи следует выделить мечи на поверхности курганов. Кроме аналогий со скифскими алтарями "Арея", возникает ряд вопросов: почему меч не был положен в могилу в момент захоронения? Имеет ли он отношение к конкретной могиле или всему погребению?
Любопытен также механизм появления находок в насыпи, но установить его можно только выяснив, как же образовывалась насыпь в ее современном виде.
Вопрос о ровиках в литературе рассмотрен достаточно подробно. Пожалуй, следует выделить отдельным пунктом инвентарь ровика и его расположение (относятся ли эти находки к какой-то конкретной могиле, центральной могиле либо ко всему кургану сразу), как распределялись находки во рвах, когда их было несколько. Интересен текже вопрос о перемычках, в частности, вероятность совпадения их ориентировки при наличии нескольких рвов. К сожалению, автор данной работы не имел возможности ознакомиться в саериалами могильников, содержащих кенотафы, но любопытен вопрос о ниличии ровиков вокруг таких курганов.
Также интересны причины парных захоронений, на что может указывать пол и возраст погребенных в них, затраты труда и времени, необходимые для постройки одного кургана, датировка парных захоронений и обстановка в то время Прииртышьи.
Не лишена смысла попытка найти аналоги планировки могил под насыпью, что могло бы указать на ту группу племен, мировоззрение которой частично было заимствовано саргатцами.
Весьма интересно было бы рассмотреть продолжение в саргатской погребальном обряде продолжеий традиций эпохи бронзы.
Пол и возраст погребенного, а так же причина смерти могут рассказать о "внешнеполитической" обстановке.
Совместные с биологами исследования могут рассказать о болезнях населения саргатской культуре, об их причинах, а стало быть, об образе жизни.
Изучение "вертикального" внутримогильного пространства вкупе с другими источниками может рассказать о вертикальной структуре саргатского мира. Любопытна значительное многообразие вариантов погребальных конструкций в зависимости от местных особенностей.
Интересна возможность существования культа огня у саргатцев, чему не противоречат их внешние связи. Любопытны даты появления огня на костях человека, возможность и, если удастся выделить, сопровождающие факты кремации.
Инвентарь погребения, особенно импортные вещи, входящие в его состав, могут дать сведения о тех народах, с которыми саргатцы поддерживали уконтакты хотя бы на уровне материальной культуры. В этом плане любопытным кажется использование импортных изделий в качестве оброадовых, культовых предметов.
Выделение на основе только погребального инвентаря социальных групп саргатского общества кажется автору данной работы недостаточно обоснованным.
Отдельного изучения заслуживают вопросы локализации отдельных предметов в могилах. Также интересны могилы, не содержащие инвентаря.
Безусловно интересен вопрос о нетипичных захоронениях. Сбор информации о подобных случаях на всей территории саргатской культуры, сравнение датировок, возможно, наличие некоторых сходных элементов могли бы дать некоторую информацию о столь серьезных отклонениях от обряда.
Ни одно исследование, связанное с погребальным обрядом, будб то исследование социальной структуры, экономического развития общества или -- в особенности -- его мировоззрения невозможно по отдельным признакам. Любой вопрос должен изучаться в комплексе, по сумме признаков. Для облегчения собственно реконструкций социально-экономических и мировоззренческих особенностей саргатской культуры было бы целесообразно произвести обработку материала по таким категориям, как, к примеру, локализация в могилах отдельных категорий инвентаря, дата коллективных погребений и т.д.
Вообще для археолога могильник представляет собой источник информации, связанный буквально со всеми характеристиками изучаемого общества.
Глава 4
Отдельные категории инвентаря и отдельные находки
Мировоззрение культуры отражается в любом обряде, а не только в погребальном. А стало быть, можно обнаружить его проявления в предметах культа. К сожалению, мы не располагаем четкими данными о других обрядах саргатцев. Но в любом случае взгляды народа отражаются в произведениях искусства и ремесла. В этой главе мы рассмотрим некоторые отдельные вещи, которые, как нам кажется, могут оказать влияние на изучение саргатской культуры.
Н.В. Полосьмак указывает, что своеобразие саргатской культуры во сногом проявляется в керамике, значительно отличавшейся от кочевнической и похожей скорее на керамику других лесоствпных народов.
Признаками саргатской культуры, кроме сосудов, стали глиняные блюдца-алтарики, встречающиеся, по указанию Н.В. Полосьмак, найденные в "отдельных женских погребениях могильника Марково1, Абрамово 4,Сопка 2, Преображенка 3 и на поселении Марково 5 (всего 11 экземпляров)"56.
Но, безусловно, нельзя отрицать большое влияние на саргатское население культур, входивших в скифо-сибирскую культурно-историческую общность. На контакты лесостепного Прииртышья с кочевниками степей, по мнению В.А. Могильникова, указывают следующие вещи, найденые случайно, вне связи с памятниками: бронзовый нож с кольчатым навершием и слегка горбатой спинкой (аналоги -- ножи из могильника Уйгарак, ножи тасмолинской культуры); оселок с отверстием для подвешивания и бронзовые удила со стремечковидными окончаниями и дополнительным кольцом для крепления псалия, аналоги которым существуют в материалах кургана Аржан, памятниках майэимрской и тасмолинской культур и др; колесовидный амулет (или пряслице), похожий на савроматские изделия VI-V вв. до н.э.
В.А. Могильников отмечает, что подобные находки, "демонстрирующие связи со степным миром, известны только в лесостепном Прииртышье, до широты Омска. Можно сказать, они отражают определенную скотоводческую направленность хозяйства этой территории, обусловленную экологическими условиями региона и тесными контактами с населением Казахстана"57.
Кроме этих случайных находок, связи с савроматами проявляются и в наличии в погребениях каменных жертвенников -- "столиков" на двух и четырех ножках V -- IV-III вв. до н.э (Богдановка III (к.1); Карташово II (к.11, п.3), датируемых, соответственно, притом даты "столиков" и погребения не совпадают, а стало быть, предполагает В.А. Могильников, предмет долго использовался перед тем, как попасть в курган.
Вообще использование импортных предметов для отправления культа, или, по крайней мере, использование чужих предметов культа в своих целях было для саргатцев обычным. Среди импорта все исследователи, занимавшиеся этим вопросом (Н.П. Матвеева, В.А. Могильников, Л.И. Погодин, Л.Н. Корякова), выделяют следующие категории: ювелирные изделия, бижутерия, украшения костюма и упряжи, предметы туалета, культа и престижа, ткани, бусы.
Как указывает Н.П. Матвеева, среди импортных вещей преобладают изделия, широко распространенные у сарматов и кочевников Средней Азии. Доля вещей с приуральскими аналогиями невелика: это курильницы, "молоточки", ряд предметов поясной гарнитуры и конской упряжи (около 10 % импорта). Значительно больше аналогий в Фергане, Семиречье, междуречье Сыр-Дарьи и Аму-Дарьи, Бактрии. Имеются и казахстанские вещи, характерные для культур саков и усуней: жертвенники на ножках, блюда, заколки для волос, пуговицы с инкрустацией. От саков поступали в основном предметы воинского снаряжения оружие, детали упряжи, котлы (как престижный предмет быта военачальников), ложечковидные застежки, считающиеся принадлежностью колчанов, ряд пряжек от поясных наборов рубежа -- первых веков нашей эры. ... Следует связывать появление вещей хуннского круга с завоеваниями хуннов в Средней Азии.
Интересна находка, сделанная Н.П. Матвеевой на Рафайловском городище. Это две глиняных антропоморфных фигурки.
Первая фигурка (рис. 1а) пестикообразной формы (высота -- 5,7 см, толщина 2,1 см). На верхнем конце вполне узнаваемо намечена, женская головка в головном уборе или с прической конической формы. Лицо напоминает монголоидное. Фигурка по форме сходна с каменными пестиками окуневской культуры, но отличается от них прорисовкой лица. По общему облику и характеру головного убора она сближается с изображением женщины на поясной застежке со сценой “Отдых под деревом” из Сибирской коллекции Петра I58, (в