Позднее Возрождение. Феномен Т.Г. Шевченко в истории украинской и мировой культуры. Картины И. Репина Запорожцы пишут письмо турецкому султану, Бурлаки на Волге
Картина давалась нелегко, и Репин подолгу бился над каждой фигурой. Каждый персонаж он годами вынашивал в душе, как бы тщательно изучая его нрав, привычки, характер и биографию, внутренний и внешний облик, вплоть до мельчайших подробностей.
В картине можно оставить только такое лицо, какое ею в общем смысле художественном терпится,— писал Репин,— это тонкое чувство, никакой теорией его не объяснишь.
Для живой, гармонической правды целого нельзя не жертвовать деталями. Кто не понимает этого, тот не способен сделать картину.
Картина
есть глубоко
сложная вещь
и очень трудная.
Только напряжением
всех внутренних
сил в одно чувство
можно
воспринять
картину, и только
в такие моменты
вы
почувствуете,
что выше всего
правда
жизни...
Но
без модели все
равно не обойтись.
Человек, сама
жизнь
всегда дадут
художнику много
больше, чем
самое богатое
воображение.
Иногда для
одной и той же
фигуры требовались
не одна, а две
или несколько
моделей. Еще
в первом
живописном
эскизе наметился
характер и
облик Ивана
Серко, в дальнейшей
работе многим
помог Тарновский,
с которого
Репин писал
в Качановке
«Гетмана», еще
больше —
кубанский
казак Василий
Олешко. Но только
весной 1889 года
случай свел
Репина с «живым
Серко»—
генералом
М.И.Драгомировым,
с которого
художник написал
портрет и этюд
для картины.
Кто только не прошел через мастерскую Репина! Среди его натурщиков, послуживших прототипами запорожцев, были историк Яворницкий (писарь) и кучер Тарновских (щербатый и одноглазый казак Голота), артист Ф. Стравинский (есаул) и обер-гофмейстер камергер Г. Алексеев (сидящий на бочке), профессор А. Рубец («Тарас Бульба») и отставной поручик (казак с бандурой и картами), художники Я. Ционглинский (в золотистой куртке) и Н. Кузнецов («Остап»), военный юрист А. Житкевич («Андрей») и старичок, повстречавшийся на Александровской пристани. От каждого из них художник брал не все, но лишь то, что ему нужно было для создания сложившегося в его представлении образа.
Летом 1890 года Репин писал одному из своих друзей:
«Работал над общей гармонией картины. Какой это труд! Надо каждое пятно, цвет, линия чтобы выражали вместе общее настроение сюжета и согласовались бы и характеризовали бы всякого субъекта в картине. Пришлось пожертвовать очень многим и менять много в цветах и личностях.Работаю иногда просто до упаду... очень устаю». Через несколько месяцев все то же: «„Запорожцев" я еще не кончил. Какая трудная вещь — кончить картину! Сколько жертв надо принести в пользу общей гармонии! . .».
Многоцветные пятна пестрой толпы запорожцев смягчались, объединялись мягким общим тоном. Колорит становится чуть матовым, а вся картина цельной и единой в композиции и цвете. Но какой бы труд ни был вложен в картину, зритель не должен видеть в ней «пота» художника, она
должна как бы дышать свежестью, казаться написанной легко и свободно.
В 1892 году «Запорожцы» и более чем тридцать этюдов к картине экспонировались на выставке произведений И. Репина и И. Шишкина в Академии художеств. Картина начинает свою, уже независимую от автора жизнь. На выставках в Чикаго, Будапеште, Мюнхене, Стокгольме «Запорожцы» пользовались неизменным успехом.
По многим музеям мира разошлись многочисленные этюды, эскизы, рисунки к «Запорожцам»: эскиз картины — в Третьяковской галерее, первый вариант — в Харьковском художественном музее, основная картина — в Русском музее в Ленинграде. Каждый день сотни зрителей заполняют залы музеев, и к сердцу каждого из них находят свою дорогу атаман Серко, писарь, судья, «Тарас Бульба» и его сыновья, казак Голота и все остальные запорожцы. Созданные кистью большого мастера, они обрели долгое бытие в истории русской живописи, прочно и навсегда вошли в нашу жизнь гимном патриотизму и свободолюбию родного народа.
КАРТИНА «БУРЛАКИ НА ВОЛГЕ».
Картина «Бурлаки на Волге» потрясла всё русское общество силой изображённой правды о народе. В ней увидели протест против рабских условий народной жизни и эксплуатации его труда. Но вместе с тем эта картина Репина была полна и большой жизнеутверждающей силы. Картина «Бурлаки на Волге» говорила о народной мощи, рождала веру в будущее этого народа, будила мысль о необходимости борьбы за раскрепощение его от пут рабства. И в этом заключался огромный гражданский пафос репинского полотна.
Картина «Бурлаки на Волге» имеет несколько вариантов. Основное полотно находится в Русском музее в Санкт-Петербурге. В Третьяковской галерее зритель видит вариант, в котором крупным планом выявлены фигуры первого ряда бурлаков.
Полно и глубоко передаёт описание В.В.Стасова значительность содержания картины, её народные типы и характеры.
«Перед Вами широкая, бесконечно раскинувшаяся Волга, словно млеющая и заснувшая под палящим июльским солнцем. Где-то вдали мелькает дымящийся пароход, ближе золотится парус бедного судёнышка, а впереди, тяжело ступая по мокрым отмелям и отпечатывая следы своих лаптей на сыром песке, идёт ватага бурлаков. Запрягшись в свои лямки и натягивая постромки длинной бичевы, идут в шаг эти одиннадцать человек, живая машина возовая, наклонив тела вперёд и в такт раскачиваясь внутри своего хомута. Нет ни одной цельной рубахи на этих пожжёных солнцем плечах, ни одной цельной шапки и картуза - всюду дыры и лохмотья, всюду онучи и тряпьё...
В этой ватаге бурлаков сошлись самые разнородные типы. Впереди выступают, словно пара могучих буйвалов, главные коренные... Что за взгляд неукротимых глаз, что за раздутые ноздри, что за чугунные мускулы! Тотчас позади них натягивает свою лямку, низко пригнувшись к земле, ещё третий богатырь, тоже в лохмотьях и с волосами, перевязанными тряпкой; этот, кажется, всюду перебывал, во всех краях света отведал жизни и попытал счастья и сам стал похож на какого-то индейца или эфиопа...
Вторую половину шествия составляют: крепкий, бодрый, коренастый старик; он прислонился плечом к соседу и, опустив голову, торопится на ходу набить свою трубочку из цветного кисета; за ним отставной рыжий солдат, единственный человек изо всей компании, обладающий сапогами и сунутыми туда суконными штанами... ещё дальше кто-то вроде бродячего грека...
И всё это общество молчит: оно в глубоком безмолвии совершает свою воловью службу. Один только шумит и задорно кипятится - мальчик, в длинных белых космах и босиком, являющийся центром шествия, и картины, и всего создания. Его яркая розовая рубашка раньше всего останавливает глаз зрителя на самой середине картины, его быстрый, сердитый взгляд, его своенравная, бранящаяся на всех, словно лающая фигура, его сильные молодые руки, поправляющие на плечах мозолящую лямку,- всё это протест и оппозиция могучей молодости против безответной покорности возмужалых, сломленных привычкой и временем...»
Лица бурлаков, их фигуры, детали одежды написаны Репиным с потрясающей жизненной правдивостью. Предварительные многочисленные этюды с натуры помогли художнику глубоко запечатлеть душевную сущность бурлаков. Огромным движущим началом здесь была любовь Репина к бурлакам, и прежде всего к главному их герою,- Канину.
«Всё больше и больше нравится он мне: я до страсти влюблялся во всякую черту его характера и во всякий оттенок его кожи и постоянной рубахи... (подчёркнуто Б.В.Иогансоном). Какая теплота в этом колорите... Целую неделю я бредил Каниным и часто выбегал на берег Волги».
Так сам Репин говорит о создании одного из наиболее запоминающихся образов картины. Только великий художник жизненной правды, кипучей творческой страсти, только подлинный живописец-гражданин, борец за народное счастье, мог создать такие мощные народные образы, навсегда покоряющие зрителя.
С П И С О К Л И Т Е Р А Т У Р Ы:
1.Из истории культуры Средних веков и Возрождения.
Издательство "Наука", М 1976 г.
2.Агибалова Е. В., Донской Г. М. История средних веков Просвещение, 1985.
3.В. Н. Лазарев "Леонардо да Винчи". Москва, 1952 г.
4.Бондар М. Образ Украины в поэзии Т.Г.Шевченко//Вестник АН Украини.—№6.—1993.—С.56-60.
5.Лепкий Богдан. Про жизнь и поизведения Тараса Шевченко.- К.— 1994.—125 с.
6.Неделько Г.Я. Тарас Шевченко: жизнь и творчество.-К.—1988.— 245 с.
7.Г.С.Островский «Рассказ о русской живописи» 2изд. Москва 1988г.