Н.А. Бердяев о характере русского народа

Н.А. Бердяев

о характере русского народа.

Николай Александрович Бердяев — один из самых известных русских философов XX века. Учился в Киевском университете. За участие в «Союзе борьбы за освобождение рабочего класса» был исключен сослан в Вологду. Вскоре отошел от марксизма. В начале XX столетия принимает активное участие в духовно-общественном движении, получившем название «русский религиозный и культурный ренессанс». Участвовал в программных сборниках «Проблемы идеализма» (1902), «Вехи» (1909), «Из глубины» (1918), ставших, по общему признанию, манифес­тами русского идеализма. После Октября был профессором Московского университета, основал Вольную академию духовной культуры. В 1921 году выслан из СССР; жил в Берлине, затем в Париже. Здесь им были написаны книги, принесшие ему мировую известность.

Философия Бердяева впитала в себя множество самых разнообразных источников. В различные периоды, его вдохновляли Кант, Маркс, Беме, Шопенгауэр, Ницше. Из русских мыслителей на него заметное влияние оказали Михайловский, Хомяков, Достоевский, Соловьев, Несмелое, Розанов и другие. Проблемы России, русской мысли в творчестве Бердяева занимают центральное место. Одна из последних, итоговых книг «Русская идея» (1946) — посвящена анализу интеллектуальной истории России. Исследованием русской идеи Бердяев начал заниматься еще в годы первой мировой войны. В 1915 году он опубликовал очерк «Душа России», а затем серию статей, составивших книгу «Судьба России» (1918).

Суждения Бердяева о России, русском народе, русской душе неповторимы, свободны и широки. В них нет строгой последовательности и терминологической точности, зато присутствуют яркая образность и аллегоричность, обилие афоризмов и исторических параллелей, контрасты и парадоксы. Русская душа, пишет он, представляет собой сочетание разнородных сущностных начал: «неисчислимого количества тезисов и антитезисов» - свободы и порабощенности, революционности и консерватизма, новаторства и инертности, предприимчивости и лени.

Труды Бердяева содержат критику социалистического пути переустройства России. Вместе с тем за рубежом он выступал как патриот, видный представитель русской культуры, противник различных форм русофобии. Наряду с В.Зеньковским, Г.Федотовым и С.Франком впервые познакомил Запад с историей русской философии, способствовал восприятию русской культуры как явления, имеющего мировое значение.

Н.А.Бердяева и поныне считают одним из властителей дум XX века. Чему же конкретно обя­зан своей известностью этот философ? Он не аналитик, не исследователь. Он, конечно, автор ориги­нальных концепций: о богоподобных возможностях человека-творца, о «ничто» как по­доснове мира, не входящей в божественную компетенцию, и т. п. Но, думается, не в этом дело. А в том, что Бердяев — мыслитель, не устававший возвещать о драгоценной че­ловеческой личности и пророчествовать о ее судьбе.

Ответственный, озабоченный состоянием мира, взгляд Бердяева формулировался в ответ на вызов времени. Большинство его пророчеств, рождавшихся как будто от соударений с духовными реальностями и, как молнии, озарявших будущее, до сих пор остаются в силе, о чем ясно говорит и предлагаемая ниже подборка текстов Бердяева.

«Мировая война остро ставит вопрос о русском национальном самосознании. Русская национальная мысль чувствует потребность разгадать загадку России, понять идею России, определить ее место в мире. Все чувствуют в нынешний мировой день, что Россия стоит перед великими мировыми задачами. Но это глубокое чувство сопровождается сознанием неопределенности, почти неопределимости этих задач. С давних времен было предчувствие, что Россия предназначена чему-то великому, что Россия — особенная страна, не похожая ни на какую страну мира. Русская национальная мысль питалась чувством богоизбранности и богоносности России. Идет это от старой идеи Москвы как Третьего Рима, через славянофильство -к Достоевскому, Соловьеву и к современным неославянофилам. К идеям этого порядка прилипло много фальши и лжи, но отразилось в них и что-то и подлинно народное, подлинно русское. Не может человек всю жизнь чувствовать какое-то особенное и великое призвание и остро сознавать его в периоды наибольшего духовного подъема, если человек этот ни к чему значительному не призван и не предназначен. Это биологически невозможно. Невозможно это и в жизни целого народа.

Россия не играла еще определяющей роли в мировой жизни, она не вошла еще по-настоящему в жизнь европейского человечества. Великая Россия все еще оставалась уединенной провинцией в жизни мировой и европейской, ее духовная жизнь была обособлена и замкнута. Россия все еще не знает мир, искаженно воспринимает ее образ и ложно и поверхностно о нем судит. Духовные силы России не стали еще имманентны культурной жизни европейского человечества. Для западного культурного человечества Россия все еще остается каким-то чуждым Востоком, то притягивающим своей тайной, то отталкивающим своим варварством. Даже Толстой и Достоевский привлекают западного культурного человека, как экзотическая пища, непривычно для него острая. Многих на Западе влечет к себе таинственная глубина русского Востока. Свет с Востока видели лишь немногие избранные индивидуальности. Русское государство давно уже признано великой державой, с которой должны считаться все государства мира и которая играет видную роль в международной политике. Но духовная культура России, то ядро жизни, по отношению к которому сама государственность есть лишь поверхностная оболочка и орудие, не занимает еще великодержавного положения в мире. Дух России не может еще диктовать народам тех условий, которые может диктовать русская дипломатия. Славянская раса не заняла еще в мире того положения, которое заняла раса латинская или германская. Вот что должно в корне измениться после нынешней великой войны, которая являет собой совершенно небывалое историческое сплетение восточного и западного человечества. Творческий дух России займет, наконец, великодержавное положение в духовном мировом концерте. То, что совершалось в недрах русского духа, перестанет уже быть провинциальным, отдельным и замкнутым, станет мировым и общечеловеческим, не восточным только, но и не западным. Для этого давно уже созрели потенциальные духовные силы России.

Но осуществление мировых задач России не может быть предоставлено произволу стихийных сил истории. Необходимы творческие усилия нацио­нального разума и национальной воли. И если народы Запада принужде­ны будут, наконец, увидеть единственный лик России и признать ее приз­вание, то остается все еще неясным, сознаем ли мы сами, что есть Россия и к чему она призвана? Для нас самих Россия остается неразгадан­ной тайной. Россия — противоречива, антиномична. Душа России не по­крывается никакими доктринами. Тютчев сказал про свою Россию:

Умом России не понять,

Аршином общим не измерить:

У ней особенная стать —

В Россию можно только верить.

И поистине можно сказать, что Россия непостижима для ума и неизме­рима никакими аршинами доктрин и учений...

Россия — самая безгосударственная, самая анархическая страна в мире. И русский народ — самый аполитический народ, никогда не умевший устраивать свою землю. Все подлинно русские, национальные писатели, мыслители, публицисты — все были безгосударственниками, своеобразными анархистами. Анархизм — явление русского духа, он по-разному был присущ и нашим крайним левым, и нашим крайним правым. И русские либералы были скорее гуманистами, чем государственниками. Никто не хотел власти, все боялись власти, как нечистоты. Русская душа хочет священной власти, богоизбранной власти. Природа русского народа сознается, как аскетическая, отрекающаяся от земных дел и земных благ...

В основе русской истории лежит знаменательная легенда о призвании варяг-иностранцев для управления русской землей, так как «земля наша велика и обильна, но порядка в ней нет». Как характерно это для роковой неспособности и нежелания русского народа самому устраивать порядок в своей земле! Русский народ как будто бы хочет не столько свободного государства, свободы в государстве, сколько свободы от государства, свободы от забот о земном устройстве. Русский народ не хочет быть мужественным строителем, его природа определяется как женственная, пассивная и покорная в делах государственных, он всегда ждет жениха, мужа, властелина. Россия - земля покорная, женственная. Пассивная, рецептивная женственность в отношении к государственной власти — так характерна для русского народа и для русской истории. Нет пределов смиренному терпению многострадального русского народа. Государственная власть всегда была внешним, а не внутренним принципом для безгосударственного русского народа; она не из него созидалась, а приходила как бы извне, как жених приходит к невесте. И потому так часто власть производила впечатление иноземной, какого-то немецкого владычества. Русские радикалы и русские консерваторы одинаково думали, что государство — это «они», а не «мы». Очень характерно, что в русской истории не было рыцарства, этого мужественного начала. С этим связано недостаточное развитие личного начала в русской жизни. Русский народ всегда любил жить в тепле кол­лектива, в какой-то растворенности в стихии земли, в лоне матери. Ры­царство кует чувство личного достоинства и чести, создает закал личнос­ти. Этого личного закала не создавала русская история. В русском человеке есть мягкотелость, в русском лице нет вырезанного и выточенного профиля.

Русский народ создал могущественнейшее в мире государство, величайшую империю. С Ивана Калиты последовательно и упорно собиралась Россия и достигла размеров, потрясающих воображение всех народов мира. Силы народа, о котором не без основания думают, что он устремлен к внутренней духовной жизни, отдаются колоссу государственности, превращающему всё в свое орудие. Интересы созидания, поддержания и охранения огромного государства занимают совершенно исключительное и подав­ляющее место в русской истории. Почти не оставалось сил у русского на­рода для свободной творческой жизни, вся кровь шла на укрепление и защиту государства. Классы и сословия слабо были развиты и не играли той роли, какую играли в истории западных стран. Личность была при­давлена огромными размерами государства, предъявлявшего непосиль­ные требования. Бюрократия развилась до размеров чудовищных. Рус­ская государственность занимала положение сторожевое и оборони­тельное. Она выковывалась в борьбе с татарщиной, в смутную эпоху, в иноземные нашествия. И она превратилась в самодовлеющее отвлечен­ное начало; она живет своей собственной жизнью, по своему закону, не хочет быть подчиненной функцией народной жизни. Эта особенность русской истории наложила на русскую жизнь печать безрадостности и придавленности. Невозможна была свободная игра творческих сил чело­века. Власть бюрократии в русской жизни была внутренним нашествием неметчины. Неметчина как-то органически вошла в русскую государст­венность и владела женственной и пассивной русской стихией. Земля русская не того приняла за своего суженого, ошиблась в женихе. Великие жертвы понес русский народ для создания русского государства, много крови пролил, но сам остался безвластным в своем необъятном государстве. Чужд русскому народу империализм в западном и буржуазном смысле слова, но он покорно отдавал свои силы на создание империализма, в котором сердце его не было заинтересовано. Здесь скрыта тайна русской истории и русской души. Никакая философия истории, славянофильская или западническая, не разгадала еще, почему самый безгосударственный народ создал такую огромную и могущественную государственность, почему самый анархический народ так покорен бюрократии, почему свободный духом народ как будто бы не хочет свободной жизни? Эта тайна связана с особенным соотношением женственного и мужественного начала в русском народном характере...»

После этих слов не кажется странным и алогичным соединение имени Бердяева и феномена перестройки. Между тем перестройка, проходящая, точнее пытающаяся проходить под знаком духовного возрождения, естественно, вызвала интерес к именам русских философов, незаслуженно забытых. К их числу относится и Н.А. Бердяев. Он был патриотом России и его глубоко волновала ее судьба. Живя в переломное время, Бердяев много размышлял над прошлым, настоящим и будущим Родины, выдвигал идеи ее преобразования и даже употреблял при этом термин «перестройка». Его мысли о политическом обновлении России глубоки и некоторые из них могут использоваться в сегодняшней жизни нашего общества.

Идейное наследие Бердяева противоречиво. С одной стороны, он оригинальный философ. Его конструктивно-творческие суждения, раздумья и выводы представляются ныне злободневными. С другой стороны, мыслитель выступает как критик марксизма и социалистической революции. И та и другая позиции Бердяева находят своих сторонников. Вот почему, читая его труды, так и хочется сказать, что Бердяев среди участников перестройки, причем одновременно по ту и другую стороны развернувшейся борьбы. Каждый участник перестройки по-своему читает Бердяева, осмысливает его суждения и выводы, а затем преломляет их с учетом современного этапа перестройки в своей практической деятельности. Следовательно, идейное наследие Бердяева и, прежде всего его социальная философия, может рассматриваться как духовная почва для творческих поисков решения проблем, вставших перед нами сегодня.

Революционный пафос нашей перестройки в значительной степени связан с отрицательным отношением к советскому прошлому. Перефразируя Бердяева можно сказать, что в перестройке слишком сильна зависимость от прошлого, влюбленная ненависть к прошлому. Сегодня мы все более приходим к выводу, что не ненависть, а консолидация и любовь обеспечат успех перестройки.

«Что такое русский народ, что такое народ? Народ не есть какой-нибудь класс, какая-нибудь социальная группа, не есть крестьянство или рабочий класс. В народ входят все русские люди, все классы и все группы. Народ есть великое целое, существующее тысячелетие в истории, в нем соединяется далекое историческое прошлое с дале­ким историческим будущим. Нельзя произвольно назы­вать народом то, что мне захочется в сегодняшний день истории, и поставить определение народа в зависимость от классовой борьбы этого сегодняшнего дня, от того соотно­шения социальных классов, которое существует в настоя­щее. Народ глубже того, что происходит сегодня, глубже всех преходящих классов с их противоположными инте­ресами. И для того, чтобы узнать лицо русского народа и судьбу этого народа в истории, нужно присмотреться не к крестьянину и помещику, не к рабочему и промышлен­нику, не к купцу и интеллигенту, а к скрытому в них русскому человеку, к душе его, которая глубже всех этих внешних социальных оболочек. Эта душа русского челове­ка, душа целого народа нашла себе выражение в великой русской литературе, у Пушкина и Гоголя, у Толстого и До­стоевского. И ни один русский человек, к какому бы классу он ни принадлежал, не может быть исключен из русского наряда.

Дворянин, буржуа и интеллигент так же принад­лежит к русскому народу, составляет такую же неотъем­лемую его часть, как и крестьянин, и рабочий Существу­ет русский народ, существует Россия, а не только класс рабочих или промышленников, крестьян или помещиков. Существуют интересы всей России, всего русского государ­ства, интересы великого целого, а не только интересы отдельных классов и отдельных людей. И еще нужно по­мнить, что само существование и благополучие каждого русского человека и каждого класса зависит от существо­вания и благополучия всей России, от ее силы и величия.

Россия - мать, питающая своих сынов. Русские рабочие и крестьяне могут вести лишь национальное существова­ние, в материнском лоне. Если бы было уничтожено рус­ское государство и ослаблена русская промышленность, то уничтожены и ослаблены были бы все русские, все классы, все крестьяне и рабочие. Ни один русский гражданин не может поставить своего существования вне России,— он может существовать лишь в ней и через нее. Только раб способен легко отречься от своей родины и предать ее».

Н.А.Бердяевым были высказаны также интересные суждения об исторической необходимости нового общества, о социально-экономической системе коммунизма, в котором якобы предстояло жить русскому народу. Но при этом русский мыслитель отрицательно относился к буржуазному принципу хозяйствования, который ныне усиленно рекламируется кое-кем как панацея от всех наших бед. Бер­дяев отрицательно оценивал и частную собственность, выступал за об­щественную, общинную и другие коллективные формы собственности, а также за личную трудовую собственность. По его мнению, западные понятия о собственности чужды русскому народу, считавшего землю божьей. Сегодня, когда в стране решается вопрос о земле, собственно­сти, суждения такого авторитета в понимании русской души, как Бер­дяев, важны практически. Нам следует поразмыслить над ними, решать вопросы о земельной и другой собственности без излишней торопливо­сти, на основании свободного волеизъявления непосредственно самого народа путем референдума.

Отвергая критику буржуазной политэкономии коммунистического принципа как утопического, Бердяев делает вывод, что экономический человек преходящ, что вполне возможна новая мотивация труда, более соответствующая достоинству человека. Это не может быть лишь про­блемой организации общества. Главное здесь воспитание нового чело­века. Нельзя создать нового человека и новое общество, объявив хозяйственную жизнь обязательным делом чиновников государства. Ком­мунизм в той форме, в какой он сложился в России, есть, по Бердяеву, крайний этатизм, а советское государство — тоталитарное государство.

Созвучны идеям перестройки и суждения Бердяева о плюралистической социальной системе. Он говорил, что свободе человеческого духа соответствует не монистическая, а плюралистическая социальная система, ибо первая ведет к тирании и угнетению личности. В политике Бердяев выступал за многопартийность, высказывался за образование новой партии, которая была бы левее кадетов по своей связи с народными массами, с историческим прошлым России, с почитанием ее заветов и основ.

Процессы демократизации выдвинули на передний план в формировании общественного сознания повышение общей и политической культуры, сделали злободневными проблемы соотношения слов и реальности в общественных отношениях, демократии и личности, отвлеченности, абсолютности и относительности в политике.

«Русский народ — единый великий народ, а не механиче­ская смесь разрозненных частей, преследующих лишь свои интересы. Русский народ имеет свое лицо в мире, не похожее ни на один народ, свою историю, свое великое просимое и великое будущее, имеет задачи, выпавшие на его долю. И русский народ должен отстаивать себя как целое, защищать свое место в мире, свое дело в мире. У всякого здорового, жизнеспособного, свободного челове­ка это чувство сильнее, чем классовый интерес, чем клас­совая рознь. Это великое чувство национального единства и национального призвания есть у французов, у англичан, у немцев. Если бы оно совсем исчезло у русских, то Россия перестала бы существовать и русский народ рассыпался бы, как пыль. Сейчас происходит в России болезненный и мучительный переход к новому национальному сознанию и новому свободному патриотизму. Старое умерло, новое же еще не родилось. Революцию совершил весь русский народ, как великое целое, а не тот или иной класс, совер­шил из чувства самосохранения и из порыва к новой, свободной жизни. И переход к демократии есть переход к самоуправлению целого народа, независимо от принад­лежности к тому или иному классу. Демократия есть гра­жданская и политическая зрелость целого народа. Демо­кратию нельзя противопоставлять буржуазии, как это у нас теперь делают по невежеству. Демократия означает верховную власть всего народа, и в нее входит каждый русский гражданин, права которого должны быть обеспе­чены в равной степени с правом всех остальных граждан. Демократию нельзя понимать как господство рабочего класса или крестьянства. Диктатура пролетариата была бы насилием меньшинства над большинством, и она по существу враждебна демократии, антидемократична, она посягает на суверенитет народа, устраивает против него заговор. Свободный народ не может потерпеть диктатуры какого-нибудь класса.

Переход целого народа, так долго жившего в рабстве, к демократической форме государственности прежде всего ставит задачу воспитания народа, роста сознания, просве­щения и культуры в массе народной, духовного возрожде­ния тех человеческих душ, из которых состоит народ. Если народ в массе своей состоит из рабьих душ, полных рабьих склонностей к насилию, неуважению к человече­скому достоинству, к свободе и правам личности, то он еще неподготовлен и неспособен к демократии и ему грозит неизбежное восстановление деспотизма, возвращение к ка­кой-нибудь форме цезаризма. Насилия, совершаемые не­зрелой революционной демократией, всегда готовят тира­нию. Насилующий будет изнасилован, это — закон приро­ды. Вот почему задача воспитания и просвещения массы русского наряда есть основная задача, поставленная превращением России в демократическое государство.

Де­мократия может быть лишь особого рода культурой чело­веческого духа, или она будет худшим из рабств, худшей из деспотий. Лишь свободные, управляющие собой души спо­собны создать свободное демократическое государ­ство.

Народ тогда только достоин наименования свободного народа и граждански зрелого народа, когда он сознает свое национальной единство и целость как внутри своего соб­ственного государства, так и во вне, перед другими народа­ми и государствами. Когда народ распадается на части внутри и не хочет защищать своей целости и своего досто­инства во вне, он возвращается к рабскому состоянию, он не готов для Свободы. Вот почему отношение к единству государственный власти в России и к войне есть испытание зрелости русского народа для новой, свободной жизни.

Русский народ в нынешний грозный и ответственный час своей истории должен сознать свое нравственное, государ­ственное и культурное единство, свою нерушимую целость перед теми дробными частями, классами, областями и на­родностями, из которых состоит русское государство, и пе­ред теми народами и государствами, из которых состоит человечество. Этому сознанию целости и единства должна быть подчинена социальная борьба классов. Народ дол­жен поскорее определить свое свободно-гражданское отно­шение к единству своего государства и к войне. Время не терпит. Каждый день стихийного нарастания анархии и разложения влечет Россию в бездну и готовит ей раб­ство, рабство чужеземное и рабство у собственных темных сил, которые одинаково есть и с крайней правой, и с край­ней левой стороны.

Государ­ственный порядок и побеждающий всякую анархию, уже в нем самом, а не вне его, не над ним. Свободный человек тем и отличается от раба, что он умеет собой управлять, в то время как раб умеет лишь покоряться или бунтовать. Бунт из долгого исторического рабства и переходит к жизни вольной, к народовластию и народоправству. Велико было долготерпение русского народа, и оно внушало ино­странцам мысль, что русский народ — раб в душе. И вот теперь русский народ должен показать всему миру, что он поистине свободный народ. После происшедшего ве­ликого переворота русский человек должен сам собой управлять. Источник власти, поддерживающий государственный порядок и побеждающий всякую анархию, уже в нем самом, а не вне его, не над ним. Свободный человек тем и отличается от раба, что он умеет собой управлять, в то время как раб умеет лишь покоряться или бунтовать. Бунт есть лишь обратная сторона раб­ства. Свободный может сделать революцию, но не может бунтовать, ибо свободный только на себя возлагает ответственность за судьбу своего государства и своего отечества. И только те, которые остаются рабами в душе, могут относиться к своему государству и своему отече­ству, как к чужому, навязанному им, враждебному.

На­род достоин гражданской зрелости, когда он научается управлять собой. Свобода и есть прежде всего способ­ность к самоуправлению. Управлять другими, управлять целой страной могут лишь те, которые научились упра­влять собой, своими мыслями и чувствами, своей соб­ственной стихией. Лишь те могут установить порядок в стране, которые установили порядок внутри себя, при­вели в порядок собственную волю и направили ее к выс­шей цели.

Но целью, во имя которой русский человек должен научиться управлять собой и управлять други­ми, не может быть корыстный интерес отдельных людей или классов. Такой целью может быть лишь благо цело­го, благо России, благо всего народа, подъем народа до более высокой жизни в правде и истине. Свобода не оз­начает произвола, не означает, что каждый может де­лать, что ему в голову взбредет,— свобода предполагает уважение ко всякой человеческой личности, признание ее неотъемлемых прав, бережное отношение к собствен­ной и чужой человеческой душе Те, у кого анархия вну­три, анархия в мыслях, воле и чувствах, ничего, кроме анархии, не могут создать в стране, в государстве, в жиз­ни всего народа. Тогда часть восстает на целое, каждое стремится к своим частным, личным или групповым ин­тересам, не считаясь с интересами России, с благом всего русского народа. Свобода невозможна без дисциплины без самообуздания и самоограничения, без подчинения себя той истине, которая и делает человека свободным.

В Евангелии сказано: «И познаете истину, и исти­на сделает вас свободными». И целый народ делается свободен лишь тогда, когда он познает истину и слу­жит ей.

Потеря всякой дисциплины в народе, всякой способ­ности к самоуправлению и самоограничению, к подчине­нию себя высшим целям превращает народ в стадо ди­ких зверей и возвращает его к рабству первобытных вре­мен. Неумение управлять собой, ограничивать свои инте­ресы и подчинять их целому есть знак рабского состоя­ния и ведет к разделению России, к превращению ее в бесформенную кучу рассыпающегося песка. Каждый тащит себе то, что ему нужно, и от этого расхищения перестает существовать русский народ как великое целое.

Свободный никого не насилует, ни у кого ничего не похи­щает, он всем дарует свободу, всем обеспечивает их права. Кто совершает насилия, тот еще раб. Народ может осуществлять свои цели, реализовать все свои силы лишь в государстве; не защищенный собственным госу­дарством, он попадает в рабство к другим народам. Но государство не может быть сыпучим песком, оно должно быть кристаллом, имеющим строгие очертания и грани­цы. Создание, охранение и развитие государства требует от народа закала характера, твердости народной воли. Бесхарактерность народа подвергает опасности существование его государства и грозит народу рабством.

Русский народ вступает в новый период своего исторического су­ществования, он переходит к форме государственности, именуемой демократией. Демократия же основана на самоуправлении народа, на высоких качествах народного характера. Народ, в котором обнаружится рабский дух, который не захочет управлять собой и будет склонен к насилиям, такой народ не способен к демократии, не созрел до нее.

Еще Монтескье учил, что демократия основана на доблести, на любви к общему делу. Если этой доблести нет в душе народа, если нет любви к общему делу, то демократия вырождается в деспотию. И рус­ский народ ныне держит экзамен на демократию, исто­рия испытывает его «доблесть», его гражданскую зрелость".

Прав философ, когда пишет, что слова имеют огромную власть над нашей жизнью. В этом мы ежедневно убеждаемся. Как в 1917 году, так и сегодня, восемьдесят лет спустя, мы произносим, слушаем и читаем слова, часто не отдавая себе отчета в их реальном содержании, принимаем слова на веру, выдаем им безграничный кредит. В общественной жизни условная, но ставшая привычной фразеология приобретает порой почти власть. Характерной чертой нашей жизни стали ярлыки-слова. Они еще в большей степени, чем во времена Бердяева, выступают самостоятельной общественной силой.

«У нас, — отмечал он, — часто убивают людей посредством приклеивания ярлыков «реакционер», «оппортунист» и т. п., хотя, может быть,