Xreferat.com » Рефераты по культурологии » Жиль Липовецки "Эра пустоты"

Жиль Липовецки "Эра пустоты"

Конечно же, и в давние времена случались гнусные преступления ради грошовой добычи. Еще в конце XIX века был известен такой вид преступления, как «шлагбаум»:1 на заблудившегося буржуа, прилично одетого гуляку нападали и сбрасывали его в крепост­ной ров. Но эти преступления имели то общее, что прежде их соучастниками были ночь, противозакон­ность и скрытность. Сегодня такая связь начинает раз­рушаться; «крутые» преступники орудуют среди бела дня в самом центре города, не заботясь о том, чтобы их не узнали, не обращая внимания ни на место, ни на время, словно бы стараясь участвовать в порнографии современной эпохи, которой присуще совершенное бесстыдство. В атмосфере всеобщей дестабилизации правонарушители теряют всякое чувство реальности; соображения опасности и благоразумия отходят на задний план, преступление опошляется, но зато мето­ды преступников ужесточаются. Понятие насилия относится не только к уголовному миру. Менее зрелищной, менее сенсационной его сто­роной является суицид — явление, если хотите, более низкого порядка, но обусловленное той же логикой. 1 Шевалье Л. Цит. пр. С. 196. 302 Несомненно, для постмодернистского периода рост са­моубийств нехарактерен, но известно, что в течение всего XIX века количество суицидов в Европе неук­лонно увеличивалось. С 1826 по 1899 г. во Франции оно выросло в пять раз: с 5.6 до 23 на 100 000 населе­ния. Накануне первой мировой войны это число соста­вило уже 26.2. Как справедливо показал Дюркгейм, там, где распад личности достиг большого масштаба, число суицидов значительно возросло. Самоубийство, представлявшее собой в первобытном или варварском обществе акт социальной интеграции,  который, по существу,   предписывался   общественным   кодексом чести, в индивидуалистическом обществе стало «эго­истическим»  поступком, что,  по мнению Дюркгей-ма, — явная патология,1 правда, неизбежная и обус­ловленная не столько характером современного об­щества, сколько конкретными условиями, в которых оно возникло. Кривая самоубийств могла бы, на первый взгляд, подтвердить  «оптимизм»  Дюркгейма,  поскольку их высокий уровень в 1926—1930 гг. снизился до 19.2 и даже до 15.4 в 1960-е. Опираясь на эти цифры, можно было бы утверждать, что современное общество «спо­койно» и уравновешенно.2 Однако известно, что это не так. Во Франции, при уровне 20 суицидов, начиная с 1977 г., снова наблюдается их значительный рост, ко­личество их почти достигло уровня начала века или межвоенного периода. Помимо такого ухудшения об- ! Дюркгейм Э.   Самоубийство   {Durkheim A.   Le Suicide.   P.U.F. P. 413—424). 2 Togg Э. Безумец и пролетарий (Todd E. Le Fou et le proletaire. Laffont, 1979). Эрве Ле Бра и Э. Тодд также пишут: «После наруше­ния привычных условий образ жизни восстанавливается, и индивид обретает свою целостность иным способом. Уровень самоубийств падает, потому что цивилизация сделала свое злое дело» (L'Invention de la France. Laffont, Coll. «Pluriel», 1981. P. 296). 303   I становки, возможно, предположительной в отношении смертности за счет самоубийств, отметим количество покушений на самоубийство, не приведших к смерти, которое вынуждает предположить суицидогенный ха­рактер нашего общества. Отмечая уменьшение слу­чаев добровольного ухода из жизни, следует в то же время отметить значительный рост попыток самоубий­ства, причем во всех развитых странах. Подсчитано, что из каждых 5—9 попыток одна приводит к смерти: в Швеции ежегодно кончают жизнь самоубийством около 2000 человек, но попытку суицида совершают 20 000; в Соединенных Штатах совершают самоубий­ство 25 000, но безуспешно пытаются сделать это 200 000. Во Франции в 1980 г. произошло 10 500 суици­дов, но попыток свести счеты с жизнью, вероятно, было около 100 000. Судя по всему, в XIX веке количе­ство покушений на свою жизнь не могло сравниться с тем, которое совершается в наши дни. Прежде всего, потому что способы самоубийства, известные тогда, были более «эффективны»: петля, утопление, огнест­рельное оружие до I960 г. являлись тремя наиболее распространенными методами. Во-вторых, потому что уровень медицины был недостаточно высок, чтобы спасти покушавшихся на свою жизнь, и, наконец, по­тому что весьма значительную часть самоубийц со­ставляли пожилые люди, то есть наиболее решительно настроенные на то, чтобы покончить счеты с жизнью. Учитывая беспрецедентный размах покушений на са­моубийство и несмотря на сокращение количества су­ицидов, эпидемия самоубийств отнюдь не закончи­лась: в постмодернистском обществе, подчеркивая ин­дивидуализм, видоизменяя его содержание в силу логики нарциссизма, усилилась тенденция к самоу­ничтожению, хотя изменилась его интенсивность. Эра нарциссов в большей степени способствует суицидам, чем эра авторитарная. Отнюдь не являясь непремен- 304   ным условием возникновения индивидуалистического общества, тенденция к увеличению числа самоубийств в конечном счете представляет собой его побочное явление. Если разрыв между количеством покушений и фак­тическим числом самоубийств и увеличивается, то это объясняется успехами медицины в лечении острых от­равлений, а также тем, что основным средством, к которому прибегают покушающиеся на свою жизнь, являются лекарственные препараты и яды. Если рас­сматривать общее количество актов суицида (включая покушения на суицид), то выясняется, что отравления ядом, лекарствами и газом теперь стоят на первом месте среди используемых методов: их применяют около 4/5 всех суицидантов. Суицид как бы платит дань слабому государственному строю: становясь все менее кровавым и мучительным, суицид, как и меж­личностные отношения, смягчается; насилие, направ­ленное на самого себя, продолжает существовать, лишь методы ухода из жизни утрачивают свою эффек­тивность. Если количество покушений будет увеличиваться и впредь, то «контингент» самоубийц помолодеет; с су­ицидами происходит то же, что и с опасной преступ­ностью, где самые «крутые» преступники — это мо­лодежь. В процессе персонализации вырабатывается тип личности, который все менее способен смотреть в глаза действительности. Таким людям свойственна особая незащищенность и ранимость. Подобные лич­ности, особенно в молодости, не имеют нравственной и социальной опоры. Молодежь, прежде в известной мере защищенная от пагубного воздействия индиви­дуализма благодаря ее стабильному, авторитарному воспитанию и окружению, ныне в полной мере ис­пытывает на себе разрушительное воздействие нар­циссизма. Разочарованная, утратившая целостность и 11    Жиль Липовецки 305     h уверенность в себе молодежь, страдающая от чрез­мерной опеки и чувства одиночества, как следствие становится кандидатом в самоубийцы. В Америке мо­лодые люди в возрасте от 15 до 24 лет оканчивают жизнь самоубийством в два раза чаще, чем это было 10 лет назад, и в три — чем 20 лет тому назад. Коли­чество суицидов уменьшается среди представителей тех возрастов, которые некогда были самыми опасны­ми; однако оно не перестает расти среди более моло­дых: в США самоубийства уже стоят на втором месте после автомобильных аварий среди причин смертно­сти у молодежи. Возможно, мы являемся свидетелями лишь начала этого процесса, судя по тому чудовищ­ному размаху, который приняли суициды в Японии. Неслыханный факт: наибольшее количество смертей приходится на детей от 5 до 14 лет; начавшись с цифры в 56 человек в 1965 г., в 1975 г. оно достигло 100, а в 1980 г. — 265 человек. С появлением барбитуратов и ростом неудавшихся покушений на самоубийство суицид как бы становит­ся массовым явлением — рядовым и набившим оско­мину, вроде депрессии или усталости. Сегодняшний суицид сопровождается неуверенностью: желание жить и желание умереть более не находятся в проти­воречии друг с другом, а меняются от одной крайности к другой почти мгновенно. Таким образом, некоторые из покушающихся на самоубийство поглощают содер­жимое своей аптечки, чтобы тотчас же обратиться за медицинской помощью; суицид утрачивает свой роко­вой характер, перестает быть неотвратимой реаль­ностью. Потенциальные самоубийцы, утратившие ин­дивидуальную и социальную опору, могут поддаться искушению и решиться на необдуманный поступок под влиянием создавшейся обстановки или же отка­заться от него. Это ослабленное желание самоуничто­жения — не что иное, как один из аспектов неонар- 306 циссизма, распад личности. Когда нарциссизм имеет решающее значение, суицид происходит скорее в ре­зультате депрессивной спонтанности, душевного сры­ва, чем как решительный и отчаянный шаг. Таким об­разом, как это ни парадоксально, суицид может совер­шиться даже тогда, когда его жертва не желает смерти. Это напоминает преступления среди соседей, которые убивают не столько из желания убить, сколько для того чтобы избавиться от опостылевшего человека. Ин­дивид постмодернистского периода, может попытать­ся убить себя, не желая умирать, как это делает шпана, принимающаяся в остервенении палить неизвестно куда. Бывает, что некоторые пытаются свести счеты с жизнью из-за пустякового замечания; люди убивают себя с такой же легкостью, с какой покупают билет в кино. Шаг отчаяния под влиянием атмосферы равно­душия, обусловленного процессом персонализации. Индивидуализм и революция Процесс индивидуализации, который сопровожда­ется спадом агрессивности в межличностных отноше­ниях, происходит в условиях невиданной, имеющей далеко идущие последствия враждебности общества по отношению к государству. В то самое время, когда отношения между людьми становятся «человечными», революционеры задумывают и пытаются осуществить свои   планы,   безответственно   разжигая   классовую борьбу с целью нарушить ход истории и разрушить государство. Цивилизационный процесс и революция происходят одновременно. В тоталитарных общест­вах, совершая насилие, люди хотя бы болтали о все­мирном братстве. При всем их кровожадном характе­ре традиционные смуты и бунты не ставили своей задачей развалить всю структуру общества. Напро- 307     тив, в индивидуалистическом обществе именно его основы, содержание законов и сущность власти ста­новятся объектами публичных дебатов, мишенями для нападок со стороны отдельных индивидов и целых классов. Начинается новая эра — эра социального насилия, которая отныне становится составным эле­ментом истории, фактором видоизменения и вза­имной адаптации общества и государства. Массовое насилие становится необходимо для их функциониро­вания и для развития новых видов общества, при­чем классовая борьба позволила капитализму пре­одолевать кризисы и амортизировать хронические противоречия между производством и потребле­нием. Революционное движение, как и классовая борьба, возведенная им в ранг главной ценности, невозмож­ны без сопутствующего им феномена — индивидуа­листического общества. Это относится как к его эко­номико-социальной организации, так и к идеалам. В тоталитарном или иерархическом обществе, то есть системах, где отдельные индивиды, имеющие второ­степенное значение по сравнению с коллективом, не обладают никакой самостоятельностью, социальный строй, в который люди интегрированы, покоится на священном фундаменте и как таковой освобождается от революционного творчества. Для того чтобы рево­люция стала исторической реальностью, необходимо, чтобы люди были разрознены, утратили традицион­ное чувство солидарности; необходимо, чтобы их от­ношение к вещам возобладало над их отношением друг к другу, чтобы, наконец, верх взяла индивиду-листическая идеология, предоставляющая отдельной личности статус природного борца за свободу и ра­венство. Революция и классовая борьба предполагают существование социального и идеологического мира индивидуализма; отныне больше не существует ника- 308 кой организации, самой по себе, независимой от воли людей. Все, что связано с коллективом и его верхов­ной ролью, которая прежде мешала насилию разру­шить его устройство, утрачивает свою неприкосно­венность.  Отныне ни государство,  ни общество не застрахованы от преобразовательного  зуда полити­ков.  Поскольку индивид больше не является сред­ством для достижения некой отдаленной цели, а счи­тается  и  сам  считает себя  конечной целью  всего, постольку социальные институты утрачивают свою сакральную ауру, все то, что обусловлено ненаруши­мой трансцендентностью, включено в гетерономию природы и в конечном счете оказывается подорван­ным социальным и идеологическим строем, центр ко­торого находится не где-то в стороне, а центр этот — сам независимый индивид.1 В период своего триумфа однородное общество рав­ных и свободных людей неразрывно связано с откры­тым и жестоким конфликтом, обусловленным соци­альным устройством. Выполняя роль идеологии, ко­торая отныне заменяет религию, сохраняя при этом абсолютный и страстный характер, первая фаза инди­видуализма представляет собой эпоху кровавых ре­волюций и социальных битв. Освободившись от свя­щенных реликвий, индивидуалистическое общество позволяет своим членам полностью управлять брат­ством людей, сталкивая их лбами в междоусобицах, зачастую преследуя свои интересы, но между тем они еще крепче цепляются за новые ценности, назвав их правами человека. На этом основании героическую фазу индивидуализма можно сравнить скорее с поли­тизацией и мобилизацией масс вокруг этих ценностей, 1 См.: Гоше М. Цит. пр. С. 111—114, а также предисловие к рабо­те «О свободе у модернистов» (De la liberte chez les modemes. Laf-font. Coll. «Pluriel», 1980. P. 30—38). 309 )ШЧЫ I t'l I . чем с разумной опорой на сугубо частные интере­сы. Гипертрофия и антагонизм идеологий неразрыв­но связаны с индивидуалистическо-демократической эпохой. По сравнению с нашим временем эта фаза в известной степени зиждется на тоталитаризме при примате социума, выступая при этом в качестве эле­мента социальной дезорганизации, которую таил в се­бе принцип индивидуализма. Ему противодействовала неизменная и жесткая схема, аналогичная схеме дис­циплинарного общества, предназначенная для того, чтобы нейтрализовать индивидуальный характер от­дельных людей, сплотить их, даже если придется столкнуть между собой классы с присущими им цен­ностями. Наступление индивидуалистической эпохи чревато появлением тотального насилия и возникновения об­щества, направленного против государства, одним из последствий чего становится кампания не менее же­стоких репрессий со стороны государства по отноше­нию к обществу. Террор, как новый вид правления с помощью массового насилия, бывает направлен не только против противников, но и против сторонников режима. Те же самые причины, которые позволили гражданскому обществу с помощью насилия разру­шить прежний социальный и политический строй, сде­лал возможными беспрецедентные акты агрессии со стороны власти по отношению к обществу. Террор возник внутри новой идеологической конфигура­ции, порожденной принципом верховенства личности. Жестокие расправы, ссылки, судебные процессы — все это осуществляется от имени воли народа или под лозунгом освобождения пролетариата; террор осу­ществляется лишь как механизм демократического пред­ставительства, хотя и индивидуалистического толка, всех слоев общества, разумеется, для того чтобы осу­дить всяческие перегибы и силой восстановить при- 310 оритет всего коллектива. Если «революционную во­лю» нельзя объяснить объективными классовыми про­тиворечиями, то стоит ли оправдывать Террор требо­ваниями обстоятельств. Все дело в том, что государство, в соответствии с идеалами демократии, провозгласив себя неотъемлемой частью общества, может лишить его легитимности, развернуть неслыханную кампанию репрессий против членов этого общества, не разбирая, кто прав, а кто виноват.1 Хотя побочным явлением индивидуалистическо-демократической революции в
Если Вам нужна помощь с академической работой (курсовая, контрольная, диплом, реферат и т.д.), обратитесь к нашим специалистам. Более 90000 специалистов готовы Вам помочь.
Бесплатные корректировки и доработки. Бесплатная оценка стоимости работы.

Поможем написать работу на аналогичную тему

Получить выполненную работу или консультацию специалиста по вашему учебному проекту
Нужна помощь в написании работы?
Мы - биржа профессиональных авторов (преподавателей и доцентов вузов). Пишем статьи РИНЦ, ВАК, Scopus. Помогаем в публикации. Правки вносим бесплатно.

Похожие рефераты: