Магазин Елисеева
Сергей, Григорий, Степан, уже немного знавшие французский, стали расширять личное знакомство с поставщиками. Каждый из них время от времени уезжал за границу: во Францию, потом в страны Пиренейского полуострова, в Англию - заключали сделки с крупнейшими поставщиками "колониальных товаров".
Проглядели пароход
Дело у "Товарищества" шло так успешно, что еще старшие Елисеевы - Петр и Григорий - перестали нанимать парусники, ходившие в южные моря. Обзавелись своими. В Голландии купили "Архангела Михаила", "Святого Николая" и трехмачтовую красавицу "Конкордию". На них доставлялись плоды и ягоды с берегов Португалии, с островов Средиземного моря, из райских мест Африки, где фрукты были еще дешевле. Парусные суда добирались даже до Индии. За навигацию парусники успевали совершать по два рейса.
Собственная доставка обходилась сказочно дешево. Можно было снижать цены на товары и с каждым днем богатеть: капитаны, моряки, приказчики обходились недорого. Завистники с насмешкой говорили: "Больше всего стоит ветер, что надувает паруса".
А между тем упоенные успехом братья Елисеевы не заметили, что внезапно просчитались. Не поняли, отчего дешевеет парусный флот, просмотрели появление пароходов - судов несравненно более быстроходных и выгодных. А ведь много лет назад уже был повод приглядеться к новому и хорошенько подумать. Летом 1817 года, воскресным днем, всей семьей прокатились из Петербурга до Кронштадта на первом российском пароходе - на чудном, пышущем злым паром судне под названием "Елизавета". Российскому пароходу было тогда уже три года, но интерес к нему постепенно угас. Кто бы мог подумать, что у этого чудища большое будущее? Старшие Елисеевы - Петр и Григорий, как и все, тоже увидели в новшестве одно баловство, не имеющее никакого отношения к торговому делу.
Спохватились сыновья, да поздно. В их оправдание надобно сказать, что даже просвещенные люди того времени не предвидели огромных перемен, связанных с появлением парового двигателя. Это случилось во времена молодости Пушкина, однако ни в стихах, ни в письмах, ни в прозе он никак не откликнулся на событие, которое вскоре перевернуло жизнь всех народов Земли. Почти двадцать лет спустя отозвался лишь композитор Глинка. Он написал бодрую песню о том, как "веселится и ликует весь народ, пребывая в нетерпеньи", - в честь появления первой в России железной дороги между Санкт-Петербургом и Царским Селом. Их связал железными рельсами "пароход", который "мчится в чистом поле". Пароходом сначала называли и паровоз, одним новым словом связав транспорт речной, морской и совершенно необычный наземный. Слово очень точное в объяснении силы рвущегося на волю пара, благодаря которой "экипаж" несется с "немыслимой" скоростью вперед - по воде и по земле.
Да, молодые Елисеевы проглядели новинку, а конкуренты воспользовались изобретением, наняли быстроходные пароходы и первыми стали доставлять в Россию с юга все, что поспело и не должно увянуть, испортиться дорогой. Капитаны груженных фруктами пароходов, вовсю дымящих в синее небо, старались в море подойти поближе к елисеевскому паруснику, а поравнявшись, неожиданно оглушительно загудеть и тут же прибавить скорость - так они унижали "морскую черепаху". Удаляясь, моряки насмешливо махали с палубы рукой. Однако младшие братья Елисеевы не долго кручинились. Они извлекли из поражения урок и отныне помнили его всегда: внимательно следить за всем новым, чтобы всегда быть впереди.
Средний, Григорий Петрович, постепенно становился во главе семейной фирмы. Два уцелевших парусника удалось продать тем, кто все еще не верил в наступление новой эры. Полученные деньги истратили на покупку винных погребов в Бордо, Опорте, Хересе и, конечно же, на Мадейре. Братья Елисеевы теперь больше надеялись на то, что не могло ни утонуть, ни устареть. В лучшее время года, когда фрукты стоили очень дешево, они скупали у крестьян их урожай, хранили нежный товар в каменной прохладе погребов и, наняв пароходы, везли его в Россию. Местные крестьяне рады были получить сразу всю выручку за урожай, а в Петербурге, где зима начиналась раньше, чем в остальной Европе, радовались экзотическим фруктам.
Купцы во дворянстве
Много лет спустя первые советские туристы очень удивились, услыхав от местного населения Мадейры про "елисеевские погреба" на острове. Оказывается, имя прежних владельцев уцелело вместе с некогда принадлежавшими им "кирпичными холмами" и во французском Бордо, где делают легкое вино, и в испанской Андалузии - Хересе-де-ла-Фронтере, где вызревает белое крепкое виноградное вино. Туристы привезли на родину первые запоздалые вести о том, как хозяйствовали в свое время братья Елисеевы в этих землях. Сначала те снимали, а потом стали откупать надежные подвалы - прохладные огромные кирпичные залы со сводами и гигантскими деревянными емкостями. Подвалы и хранилища со временем приобрели новых владельцев, но по-прежнему назывались "елисеевскими", совсем как в Москве и Ленинграде, где новые покупатели упорно именовали самые красивые магазины не "Гастроном № 1", а так, как их называли предыдущие поколения москвичей и петербуржцев - "Елисеевский", иногда не зная точно, что это означает.
В 1873 году, когда во главе всех дел стоял Григорий Петрович (уже действительный статский советник и гласный городской Думы), он представил в Вене свою коллекцию вин и получил почетный диплом, в Лондоне - Золотую медаль. Его самый удачливый сын, Григорий Григорьевич Елисеев, еще при жизни батюшки отправил в 1892 году из Петербурга в Париж коллекцию старых французских вин, хранившихся в семейных подвалах. Качество вин, прибывших из северной страны, многие из которых на своей родине, казалось бы, исчезли навсегда, удивило знатоков. За годы хранения в России они не утратили ни вкуса, ни аромата, пожалуй, даже приобрели - благородство старого вина. Устроители выставки присудили русскому ее участнику Золотую медаль "За выдержку французских вин". На другой всемирной выставке в Париже, в 1900 году, Григорий Григорьевич представил публике "вне конкурса" самую лучшую свою коллекцию. Она называлась "Retour de Russie". Владелец ее получил высшую награду Франции - орден Почетного легиона (лишь через год специальным указом царя ему было дозволено принять награду чужого государства).
Ценили Елисеевых и на своей родине. Григорий Петрович на склоне дней своих (ему шел девятый десяток) удостоился сначала ордена Святой Анны третьей степени, через четыре года - того же ордена второй степени. Его сын, Григорий Григорьевич, ставший во главе торгового дома, был пожалован в 1896 году орденом Святого Владимира четвертой степени, а через четырнадцать лет - тем же орденом третьей степени. В 1910 году потомок крепостного крестьянина, его жена и младшая дочь Мария получили дворянство. Три года спустя, 14 марта 1913 года, Николай II даровал потомственное дворянство всем Елисеевым, целое столетие дружно поднимавшимся наверх.
Это торжественное событие произошло перед самой семейной катастрофой, которая разразилась совсем неожиданно и разбила на части сплоченную семью. В 1915 году она была внесена в первую часть Дворянской родословной. К недоумению взрослых сыновей, в царском указе кроме младшей дочери Марии называлось имя второй жены Григория Григорьевича - Веры Федоровны. Именно это ненавистное младшим Елисеевым имя послужило причиной сыновнего бунта.
Но мы забежали вперед, до этого еще далеко.
Здесь Пушкин был...
Известный в деловых кругах Григорий Григорьевич Елисеев задумал в конце XIX века поразить Москву и Санкт-Петербург невиданными магазинами колониальных и гастрономических товаров. Они должны были явить обеспеченной публике обеих столиц (а позднее и Киева) совершенно новый тип торговли - уважительный, почтительный, с богатейшим набором товаров.
Место в Петербурге определили легко - в центре Невского проспекта, где он пересекается с Садовой, - в память почтенных предков, некогда ходивших здесь с лотками на головах. В Москве найти место оказалось труднее. Одни советовали Арбат - там живут семьи старых аристократов и самые богатые из купцов, купившие у разорившихся дворян их родовые особняки. Другие называли Тверскую, Большую Дмитровку, Петровку или бульвары, где обустроились новые хозяева жизни - удачливые купцы, адвокаты, врачи.
Встретив как-то в Купеческом клубе (в то время он снимал помещение с садом на углу Большой Дмитровки и Козицкого переулка) братьев Гучковых, Елисеев осторожно намекнул им, мол, Москву очень бы украсил новый магазин, будь он построен напротив дома генерал-губернатора. Александр Иванович Гучков, служивший в городской управе, только улыбнулся и по секрету сказал, что там готовят место для памятника генералу Скобелеву. Но указал подходящее место поблизости: запущенный старинный дворец, некогда принадлежавший княгине Белосельской-Белозерской. Главным фасадом он выходил на Тверскую, а боковым - в Козицкий переулок, где они и вели беседу.
Дворец княгини Белосельской-Белозерской находился во владении, в свое время принадлежавшем князьям Вяземским. В 1797 году его за бесценок купила вдова статс-секретаря Екатерины II Е. И. Козицкая. С тех пор переулок и получил свое название, хотя владение после смерти вдовы перешло к ее дочери - в замужестве княгине Белосельской-Белозерской. Она-то и повелела снести старые постройки и возвести величественное здание, заказав проект модному архитектору М. Ф. Казакову.
Возведенный дворец в 20-х годах XIX века прославился тем, что в нем у Зинаиды Волконской (дочери князя Белосельского-Белозерского) собиралась вся литературная Москва. Потом - на все времена - тем, что другая Волконская, Мария, жена декабриста, сосланного на каторгу, провела во дворце последние сутки перед отъездом в Сибирь к мужу. Провожая родственницу к саням, стоявшим во дворе дома у внутреннего выхода на Козицкий переулок, Зинаида Волконская в последнюю минуту спохватилась и приказала немедленно остановить тронувшиеся было повозки. Она захотела послать в Сибирь свои клавикорды, на которых любила играть Мария Волконская. Обоз остановился, слуги вынесли музыкальный инструмент, поставили его, закрепили, чтобы не двигался даже на ухабах, - предстояло путешествие по бездорожью, длиной в тысячи верст.
За несколько лет до восстания декабристов в этом дворце часто бывал Пушкин. Его хозяйке, Зинаиде Волконской, поэт написал восторженные стихи:
Царица муз и красоты,
Рукою нежной держишь ты
Волшебный скипетр вдохновений,
И над задумчивым челом,
Двойным увенчанным венком,
И вьется, и пылает гений.
Певца, плененного тобой,
Не отвергай смиренной дани...
Скорее всего, Пушкин имел в виду знак дома: "двойной венок", украшавший фронтон дворца. Здесь же хозяйка дворца устроила торжественную встречу возвращенному из Михайловской ссылки поэту.
Прошло пятьдесят лет, и знаменитый дом стал собственностью преуспевающего купца Самуила Мироновича Малкиеля. Затеянная им перестройка пошла на пользу зданию. Новый владелец с разрешения управы убрал с фасада разрушающиеся колонны, устроил на втором этаже галерею. У парадного входа на Тверской появились четыре кариатиды. Дворец, ничего не потеряв из первоначального замысла знаменитого архитектора, стал выглядеть строже и опрятней. Однако новый владелец вскоре почему-то покинул его. Потом дом переходил от одного владельца к другому, пока наконец его не купил Григорий Григорьевич Елисеев - 5 августа 1898 года.
Еще не были доведены до конца все формальности, а Елисеев уже обратился к известному архитектору Барановскому с письменной просьбой "принять на себя труд заведовать в качестве архитектора всеми строительными работами в занимаемом ныне помещении... составлять и подписывать планы, приобретать необходимые материалы, нанимать и удалять рабочих. Торговое товарищество верит Вам, спорить и прекословить не будет...".
И действительно, Григорий Григорьевич, доверившись архитектору, ни разу не усомнился в решениях Барановского. Проект будущего магазина был сделан всего за два месяца с небольшим, и уже 23 октября Елисеев донес городским властям, что желает "приступить к ремонтным работам и переделкам в доме моем". И представил чертежи. Однако ему очень хотелось, чтобы вид будущего магазина стал сюрпризом для всей Москвы, а потому приказал одеть здание в леса и обить со всех сторон досками, чтобы не было видно сквозь зеркальные окна, поставленные еще Малкиелем, над чем трудятся строители.
К этому времени энергичный и предприимчивый Григорий Григорьевич стал единственным наследником растущего дела. Дядя Сергей Петрович Елисеев давно умер, а родной брат и совладелец Александр Григорьевич добился почестей и больших должностей на государственной службе - стал действительным тайным советником, кавалером многих орденов. Его не привлекало беспокойное торговое дело.
Таинственная стройка, волновавшая московскую публику, продолжалась несколько лет. Охрана то и дело ловила любопытных, которые, оторвав с одного гвоздя доску, старались отодвинуть ее, чтобы взглянуть, что же творится внутри огромного деревянного ящика. Нескольким это удалось. Одни с восторгом, другие с ужасом рассказывали: неподалеку от Страстного монастыря возводится мавританский замок.
Храм гурманов
И вот наступил погожий летний день 1901 года, на который был назначен торжественный молебен в честь открытия "Магазина Елисеева и погреба русских и иностранных вин". К утру разобрали деревянный ящик, и преисполненная любопытства публика ахнула, увидав великолепный фасад, а через огромные блистающие чистотой окна - роскошную внутреннюю отделку магазина: высокий, в два этажа, зал, свисающие с потолка великолепные хрустальные люстры, потолок и стены, отделанные сказочным декором. Магазин действительно словно бы явился из "1001 ночи".
В. А. Гиляровский скромничал, когда привел стихи "неизвестного автора", посвященные открытию "храма обжорства", - их написал он сам. Свидетель и участник торжества, поэт-репортер подробно описал богатство прилавков, поразившее москвичей:
А на Тверской в дворце роскошном Елисеев
Привлек толпы несметные народа
Блестящей выставкой колбас, печений, лакомств...
Приказчик Алексей Ильич старается у фруктов,
Уложенных душистой пирамидой,
Наполнивших корзины в пестрых лентах...
Здесь все - от кальвиля французского с гербами
До ананасов и невиданных японских вишен...
Почетные гости, получившие роскошно напечатанные на верже, окаймленные золотой виньеткой пригласительные билеты, входили в магазин со двора - так свидетельствовал Гиляровский, описавший торжество в газете "Россiя", а много лет спустя - в своей знаменитой книге о Москве.
Среди тех, кто вошел в царство гурманов через устланный коврами Козицкий переулок, была вся московская знать во главе с военным генерал-губернатором (сыном императора Александра II) Великим князем Сергеем Александровичем с супругой, гласные городской Думы. Разнообразие винных, гастрономических, колониальных товаров не поддавалось описанию. Обо всем можно было узнать у галантных приказчиков, почтительно отвечавших на всевозможные вопросы покупателей.
Сортов кофе было так много, что москвичи терялись, какой кофе покупать - аравийский или абиссинский, вест-индский или мексиканский. Приказчики склонялись к тому, что ароматнее всего кофе из Южной Америки или, по крайней мере, из Центральной. Тогда в