Федор Иванович Тютчев
Вся поэтическая деятельность Тютчева, длившаяся полвека, с 20—х по 70—е годы, была тесно связана с политическими событиями, которыми была богата жизнь России и Западной Европы. Тютчев занимался политикой, как дипломат, но к политике у него было неказенное пристрастие. Россия представлялась ему непоколебимым утесом, противостоящим волнам “революционного” Запада. Он пишет стихи, пропагандирующие союз славян под началом русского царя и православной церкви. Крымская войны разбила эту утопию. Пропала и вера в русского царя. Но до конца дней осталась у поэта надежда на Россию, вера в её особую историческую роль:
Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить:
У ней особенная стать —
В Россию можно только верить.
И Тютчев верил… Верил в то, что Россия принесет миру единение и братство, верил в огромные силы и огромный потенциал своего народа. Немало стихов Тютчева проникнуты горячей любовью к Родине и к народу. Всем памятны его пронзительные строки о крае родном долготерпенья, о русской женщине, чья жизнь “пройдет незримо”, о слезах людских — неистощимых и многочисленных.
Проявлением поиска выхода из сумятицы истории, попытки оценить сложившуюся роковую ситуацию и может послужить стихотворный отклик Тютчева на обнародование приговора по делу декабристов. Уже в этом злободневно—политическом стихотворении Тютчев выступает как “поэт мысли”, то есть поэт—философ. Отсюда и некоторая затрудненность расшифровки глубинного смысла его творения.
Загадочной кажется уже первая строка стихотворения: “Вас развратило Самовластье”. Пронизанная пафосом осуждения, строка по существу является двусмысленной. Судя по тому, что слово “Самовластье” начинается с заглавной буквы, естественно было бы допустить, что самодержавие, по мысли поэта, и повинно в трагедии на Сенатской площади, ведь оно и “развратило” народ. Возникает вопрос: чем. То ли порочным характером своей государственной системы, то ли благодушным попустительством. Под “самовластьем” можно понимать и дерзновенность замыслов восставших, их самоуправство.
Можно усмотреть большую определенность в последующих строках:
Народ, чуждаясь вероломства,
Поносит ваши имена —
И ваша память от потомства,
Как труп в земле схоронена.
Эмоциональная окраска этих фраз будто бы указывает на охранительно—верноподданническое осуждение врагов престола. Но в этих строках мы уже не видим прямого обращения, авторской оценки — они будто безличны. И опять двусмысленность: не декабристы “вероломны”, а народ чуждается того, что законом объявлено вероломством, предательством, подлежит забвению, — память павших “схоронена от потомства”.
Далее — характерное для поэзии Тютчева противоречие: вторая строфа приоткрывает “двойное бытие” происшедшей драмы, вариантность её оценки:
О жертвы мысли безрассудной,
Вы уповали, может быть,
Что станет вашей крови скудной,
Чтоб вечный полюс растопить!
Едва, дымясь, она сверкнула
На вековой громаде льдов,
Зима железная дохнула —
И не осталось и следов.
Здесь мы видим несколько другую оценку самодержавия. Оно “вечный полюс”, “громада льдов”; безумной, но уже отнюдь не “вероломной”, а скорее героической предстает нам попытка растопить мертвую громаду льдов “скудной кровью” горстки обреченных смельчаков. Итог трагичен: “зима железная” беспробудна. Однако мне хочется особо обратить внимание на словосочетание “вечный полюс”. Я специально выделил его жирным шрифтом. Эта строчка крайне важна для понимания позиции Тютчева. Да, он хочет перемен, но он не верит, не желает и противится смене самодержавного строя. Для него это символ величия России, Тютчев искренне верит, что Россия может существовать только при монархии. Поэтому он и представляет самодержавие “вечным полюсом” — можно изменить форму льда, но полюс никогда не исчезнет. Отсюда двойственность позиции Тютчева в этом стихотворении.
Осуждение декабризма в “14 декабря 1825” получилось столь двусмысленным, что внешне охранительное стихотворение, написанное на злобу дня, было опубликовано лишь спустя 56 лет после своего создания, через восемь лет после смерти его автора, когда движение дворянских революционеров—романтиков давно уже отошло в историю, а дворянская революционность оказалась исчерпанной.
Мне кажется, что в отличие от революционного движения поэзия Тютчева никогда не окажется исчерпанной, ведь каждый, читая его стихи, открывает для себя что—то свое. Г.К.Щенников в статье о Тютчеве сказал: “Поэзия Тютчева — наследие живое, служащее людям и в наши дни. Тютчев в особенности близок нашим современникам своей верой в безграничные возможности человека. Лирика Тютчева рождает напряжение чувств и мысли”.
И завершить свой доклад мне хотелось бы высказыванием Ю.М.Лотмана, который удивительно точно определил отличие Ф.И.Тютчева от А.А.Фета, с которым его часто сравнивают: “Пользуясь кинематографическими терминами, фетовскую лирику можно уподобить остановленным кадрам или панорамной съемке, между тем как Тютчев любит монтаж точек зрения”.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ: Горелов А.Е. Три судьбы.—Л.:Советский писатель, 1980. — 625 с. Тютчев Ф.И. Собрание сочинений/ Сост.предисловия Г.К.Щенникова. Свердловск: Средне—Уральское книжное издательство, 1980. — 224 с., ил Коровин В.И. Русская поэзия XIX века.—М.: Знание, 1983.— 128 с. Литература: Справочник школьника /Сост. Н.Г.Быковой.—М.:Филологическое общество “Слово”, 1995.— 576 с. Лотман Ю.М. О поэтах и поэзии.—СПб.:“Искусство—СПб”, 1996. —848с.